Барбара Делински - Никогда не спорь с боссом
— До определенных пределов. Без крайностей.
— Разве сходить на концерт или немножко потанцевать, или пройтись под луной по пляжу — это крайности?
Еще какие, подумала она. Нет, первый пункт достаточно невинен, но вот второй и третий… Опасно, Коринна. Это не в твоем стиле. Он непременно окажется превосходным танцором и будет прижимать тебя к себе, а это соблазнительно. А на пляже, под луной, он сбросит туфли, подвернет брюки, обнимет тебя за плечи и станет нашептывать на ухо всякие нежности. А ты — будет ли виноват океанский прибой или полночный ветерок, — ты, конечно же, застынешь. Вспомнишь годы одиночества, когда так скучала по родителям, а их рядом не было, потому что они мотались по миру, развлекались с вечно меняющимися партнерами, прожигали жизнь, ни о чем не свете не заботясь. Ты вспомнишь клятву, которую дала совсем еще девчонкой, когда нужно было заботиться о Роксанне и выполнять бесконечные требования придирчивой бабушки. Тогда ты хотела, чтобы это тяжкое бремя ответственности сняли с твоих плеч, и поклялась — никогда, никогда не повторить того, что совершили твои родители.
— Эй! — раздался тихий оклик. Теплая ладонь легонько потрепала ее колено. — Ты в порядке? Я не хотел тебя расстроить. Можешь поступать так, как захочешь. Все зависит только от тебя.
Взгляд Коринны метнулся к Коррею. «Все зависит только от тебя». В том-то вся и проблема. Впервые в жизни Коринне захотелось пройтись лунной ночью по пляжу с привлекательным мужчиной. Но всякий соблазн — это корень греха, разве не так?
— Кори?
— Все в порядке. — Она опустила голову и прокашлялась, сильно стиснув на коленях ладони. Потом медленно, осторожно подняла глаза к стеклу. — Все в порядке.
— Тогда не сделаешь ли мне одолжение? — Одной рукой он нежно раскрыл ее сжатые пальцы и тихонько погладил их.
— Что? — почти неслышно выдохнула она, чувствуя приближение чего-то многозначительного. Как же действовать, что отвечать?..
— Мои солнечные очки. Там, в бардачке. Не достанешь?
Коринна сглотнула. Очки.
— Ну конечно, — ответила она с поразительным хладнокровием. В мгновение ока достала очки и передала их ему.
— Спасибо. — Он водрузил их на нос и снова взялся за руль. — Гораздо лучше. Утром было хмуро, а сейчас солнце прямо слепит. У меня линзы, поэтому глаза реагируют на яркий свет.
— Линзы? В смысле — контактные?
— Трудно поверить, понимаю. Ты уж начинала думать, что я совершенен во всех отношениях, на самом деле я близорук. Я все испортил?
— А почему ты носишь линзы? — Она повернулась к нему лицом. — Тебе идут очки.
— Я тщеславен. Признаюсь. Кроме того, с линзами я лучше вижу, уж не говоря о том, что не приходится без конца шарить в поисках запропастившихся очков.
— Я бы никогда не догадалась, что у тебя линзы, — проговорила Коринна, все еще не в силах оправиться от удивления.
— Потому что я не щурюсь постоянно, не моргаю и не утираю слезы? — Он весело хмыкнул. — Поначалу так и было, и, должен признаться, это ужасно. В то время я только поступил в колледж и старался произвести впечатление на все и всех в округе. Я уж собирался от них отказаться и разгуливать подслеповатым, но тут как раз дело начало налаживаться. Чуть позже я перешел на мягкие линзы, и они оказались настоящим подарком.
— Так, значит, этот бесподобный зеленый цвет вовсе не твой. Какого цвета у тебя глаза? — «Бесподобный»… Что та несешь, Коринна?
— Зеленые.
— Нет, каков их настоящий цвет?
— Зеленый. Линзы бесцветные.
— Честно?
— Честно.
— Надеюсь, ты и волосы не красишь.
— Крашу волосы? Ты что, издеваешься? Эй, послушай, я, конечно, пользуюсь линзами, чтобы не показывать каждому, что близорук, но все остальное во мне настоящее. — Он ущипнул себя за шею, потом за руку, потом за ногу. — Давай, попробуй сама.
— Поверю на слово, — поспешно сдалась она.
— Правда, волосы сейчас поменяли цвет. Подростком я был ярко-рыжим. Отсюда и прозвище.
— Прозвище?
Одного брошенного на нее взгляда хватило, чтобы понять, что она в полном неведении.
— Ммм… неважно, — буркнул он себе под нос.
— Что за прозвище?
— А с чего ты вдруг так заинтересовалась?
— Ты меня заинтриговал. Как тебя называли?
Он поерзал на сиденье и промямлил:
— Я думал, что Алан об этом сообщил. Он постоянно припоминает мне это прозвище.
— Коррей!
— Кардинал, — вздохнул он. — Это наследие моего прошлого. Пусть оно там и останется.
И тут произошло нечто такое, от чего неловкость Коррея усилилась десятикратно: Коринна рассмеялась. Это не было хохотом, скорее, смешком, но она все же рассмеялась, причем искренне.
— Кардинал? Какая прелесть! Религиозные убеждения, полагаю, тут ни при чем?
— Видимо, — коротко бросил он, стрельнув в ее сторону взглядом. — А ты знаешь, что со времени нашего знакомства я впервые вижу, как ты улыбаешься, уж не говоря о смехе?
Со смехом были связаны неприятные воспоминания, и улыбка Кори растаяла.
— Время от времени я это делаю. — Она не знала наверняка, почему, собственно, рассмеялась сейчас, скорее всего, ее смех имел отношение к несовершенству Коррея. Не стопроцентное зрение, ярко-рыжие волосы в детстве, которым он обязан прозвищем Кардинал… Разумеется, ни в близорукости, ни в рыжем цвете волос, ни в прозвище ничего такого уж безумно забавного нет, но он так сконфузился при упоминании о «Кардинале»… и от этого в нем появилось что-то мальчишеское… Вот это ее и рассмешило.
— Тебе нужно почаще смеяться, — сказал Коррей. — У тебя чудесный смех.
— Не сомневаюсь. — Она отвернулась к окну.
— О Боже, опять за свое, — пробормотал он и добавил уже в полный голос: — Я нисколько не против, Кори. Можешь смеяться даже надо мной.
— Прозвище довольно нелепое, надо признать.
— Да признаю я, признаю. — Он помолчал. — Правда, в нем были свои преимущества…
— Например?
— Прозвища были у всех, но столь царственное у одного меня.
Коринна ограничилась лишь скептическим взглядом в его сторону.
— Ты не похож на рыжих. У тебя слишком загорелая кожа.
— У какого-то предка по материнской линии были рыжие волосы. Они мне достались по наследству. Вот и все.
— Я знаю одного человека по прозвищу Серебристый Лис, — тихо произнесла она, снова глядя на дорогу. — Поначалу его так называли за то, что он уже в тридцать лет поседел. Сейчас ему сорок восемь, но кличка прилипла к нему, несмотря на то, что большинство его друзей тоже давно поседели. А причина в том, что он не столько «серебристый», сколько «лис». Пронырливый, хитрый, с отличной реакцией. — Она взглянула на Коррея. — Помимо цвета волос, почему тебя назвали Кардиналом?
