Эмма Дарси - Кузина-самозванка
— И учти, — маленькая злючка решила не давать ему спуска, — я буду Изабеллой для твоего дедушки, буду проводить в его обществе столько времени, сколько он захочет, но мне не нравятся ни Люсия, ни Энья, и я не буду общаться с ними, кроме как в присутствии Марко.
— Энья уедет сегодня еще до ланча.
— Отлично! Тогда ты поешь в компании своей настоящей кузины. Скажешь, что у меня разболелась голова, что я никак не адаптируюсь к смене часовых поясов. Скажи что угодно, потому что я не выйду из этой комнаты до вечера. И буду находиться здесь в одиночестве. Иначе я не ручаюсь за свое поведение в присутствии твоего дедушки за обедом.
— Отличная мысль, — одобрил Данте, чем немедленно выбил почву из-под ее ног. — Я распоряжусь, чтобы тебе сюда принесли что-нибудь перекусить. Может быть, хочешь пару таблеток от головной боли?
Дженни поднесла руку ко лбу.
— Не откажусь. Спасибо, — пробормотала она, не скрывая облегчения от его внезапной покладистости.
— Люсия, конечно, большая заноза, но полностью игнорировать ее не удастся, — предупредил Данте, опять-таки миролюбиво. — Но я постараюсь удерживать ее как можно дальше от тебя.
Дженни лишь кивнула, чувствуя себя слишком уставшей, чтобы продолжать препирательство.
— Я ухожу, а ты отдыхай.
Спектакль должен продолжаться во что бы то ни стало, напомнил себе Данте, выходя из апартаментов, отведенных Дженни. Конечно, сексуальная связь с псевдокузиной — это безрассудство с его стороны, но, честно говоря, он не хотел отказываться от такой дополнительной возможности окончательно подчинить себе Дженни.
Но чем бы Данте ни оправдывал свои намерения, факт оставался фактом: он безумно хотел Дженни Кент.
Глава 9
Неужели она действительно заставила Данте отступиться?
Дженни смотрела на закрывавшуюся дверь и не могла понять, то ли он решил, что сексуальное домогательство в отношении нее — плохая идея, то ли просто дал ей отсрочку? Самым неприятным оказалось то, что у нее действительно разболелась голова.
Что бы Данте ни замышлял, сейчас она была благодарна ему за то, что он ушел и оставил ее одну, хоть на время избавил от необходимости контролировать каждое свое слово и каждый жест.
Оторвав взгляд от двери, Дженни медленно и внимательно оглядела комнату, которой предстояло стать ее убежищем неизвестно на какое время. При виде огромной кровати мысли в ее голове приняли совершенно определенную направленность. Она явно была предназначена не для одного человека — в ней должны были находиться двое… В этой кровати с Данте лежала Энья, на ней они предавались своим изысканным эротическим забавам…
Отругав себя за эти мысли, Дженни направилась к двери, ведшей, как она думала, в ванную комнату, которая действительно находилась там, но… вначале шел небольшой коридор, а уже из него одна дверь вела в ванную комнату, другая — в гардеробную, в другом же конце коридора имелась еще одна дверь. И тут, к своему ужасу, Дженни вспомнила, что эти комнаты, изначально отданные Энье, соединялись с апартаментами Данте! И если он решит ночью прийти к ней, никто ничего не увидит, не услышит и не узнает…
Головная боль усилилась и стала пульсирующей. Ей следует немедленно смыть макияж и прилечь. На подкашивающихся ногах Дженни зашла в ванную комнату. Ее туалетные принадлежности были заботливо расставлены на мраморной полочке. Заглянув в гардеробную, она удостоверилась, что и вещи ее столь же аккуратно разложены и развешены.
Хорошо все же живется богачам, с иронией подумала Дженни. Кто-то заботится о них, выполняет их прихоти. Они могут получить все, что пожелают, даже внучку.
Как она сможет прожить эти два месяца в семействе Россини, если ей не придется ничего делать, кроме как разговаривать с Марко, когда он будет чувствовать себя относительно хорошо? Прятаться в этих комнатах день за днем? Слишком подозрительно. Да и Данте не допустит этого. Но сейчас, хотя бы до вечера, она предоставлена сама себе.
Дженни провалилась в сон, а когда проснулась, было уже пять часов. К счастью, головная боль прошла. Под дверью спальни она увидела записку.
Наклонившись, Дженни не без трепета подняла ее с пола. Записка содержала перечень полезных инструкций:
«Когда захочешь поесть, позвони по интеркому на кухню.
Обед в восемь.
Будь готова к семи. Платье от Лизы Хо».
Хотя лаконичное послание не было подписано, сомнений не было, что его автор — Данте. Кукловод не дремлет!
Пропустив ланч, Дженни чувствовала голод. А поскольку до обеда оставалось еще три часа, она решила подкрепиться — ей потребуются силы перед очередным представлением.
Фрукты выглядели весьма соблазнительно, но чашка кофе была бы предпочтительнее. Дженни набралась смелости, позвонила на кухню и попросила принести ей кофе и брускетту[3]. Ее желудок просил что-нибудь посущественнее, чем виноград и персики. Обед в окружении семейства Россини потребует от Дженни напряжения всех сил и остроты ума, а остатки энергии заберет борьба с собственным усиливающимся влечением к Данте.
Дженни приказала себе не тревожиться заранее, но полностью подавить волнение ей не удалось. А час встречи за обедом неумолимо приближался. Она перекусила, приняла душ, надела предписанный наряд, сделала легкий макияж, соответствующий нежным зеленым и золотистым тонам, в которых было выполнено невесомое, очень женственное творение дизайнера Лизы Хо. Надев золотые украшения и распустив волосы, Дженни была готова за двадцать минут до назначенного срока.
Решив глотнуть свежего воздуха в надежде успокоиться, Дженни открыла стеклянные двери и по дорожке направилась к каменной стене у утеса. Она с удовольствием вдыхала чуть солоноватый морской воздух и наблюдала, как меняются цвета неба и моря на закате.
— Надеюсь, ты не собираешься прыгнуть?
От тягучего насмешливого голоса по ее спине побежали мурашки, а сердце забилось в ритме джиттербага[4]. Дженни стиснула зубы и заставила себя удержать готовые сорваться с губ слова негодования. Когда она обернулась к Данте, вид у нее был холодный и отрешенный.
— Моя жизнь пока еще не потерпела окончательного крушения, — ответила Дженни и только тут поняла, что Данте выходит в сад из дверей ее спальни. — Ты что, воспользовался дверью, соединяющей наши апартаменты? Ты не можешь вторгаться в мое личное пространство, когда тебе вздумается, Данте!
Вместо ответа, он направился к ней, оценивающе разглядывая с головы до ног:
— Я смотрю, ты снова в хорошей форме.
