Кей Мортинсен - Ошибка молодости
А вот Элис была вовсе не уверена, сможет ли мать когда-нибудь простить обожаемого сына, погубившего женщину и ребенка, да к тому же отказавшегося признать свою вину. С ним были связаны все ее надежды. Она слепо верила в то, что ее ребенок — самый лучший. А он поступил бесчестно, что, по сицилианским обычаям, было невозможно простить. Неудивительно, что рассудок Марии не вынес такого удара.
— Я пыталась пробудить в ней интерес к твоим письмам, и дедушка тоже… но она всегда их отталкивала и принималась плакать. — Элис тяжело вздохнула. Ей не хотелось причинять ему боль, но другого выхода не было. — Тони, это трудно объяснить, но… боюсь, твоей матери невыносима даже мысль о тебе. Она так и не простила тебе того, что ты сделал… — Девушка испуганно ахнула — пальцы Тони с силой впились ей в запястье.
— Я не сделал ничего постыдного! — резко произнес он. — И она поверит в это, стоит мне только с ней поговорить. Я покажу свою невиновность! Отец умер, так и не узнав, что меня обвинили напрасно. Но я не допущу, чтобы с матерью произошло то же самое.
— Она не так уж несчастлива!
— Ты хоть понимаешь, что это значит для итальянки? Она лишилась сына — отреклась от него по собственной воле! Я давно не видел ее. Но знаю, она не может быть счастлива, как бы ни притворялась! — Антонио был в ярости. — И все из-за двух ревнивых сучек, решивших проучить мальчишку, который, как они решили, вел с ними двойную игру!
— Нет! — простонала Элис.
— Ты все еще пытаешься отрицать очевидное? И нисколько не раскаиваешься? Неужели в тебе нет ни капли жалости?
— Я верю в возмездие, — твердо произнесла она.
— Я тоже. — Антонио смерил девушку презрительным взглядом.
— Мария не простит тебя! — в отчаянии воскликнула Элис, подавляя новый порыв жалости к нему. — Привыкни к этой мысли. Стоит ей услышать твое имя, как она начинает рыдать и не может остановиться часами. Ты не знаешь, что это такое, Антонио!
— Ах ты гнусная маленькая ведьма! — прошипел он.
— Но это правда! — Благополучие Марии было для Элис превыше всего, и это придало ей решимости. — Ты же никогда не слышал, как она плачет, проклиная тебя за твои грехи. А когда ее гнев иссякнет, она бывает совершенно измученной и больной, да и нам не легче.
— Можешь не продолжать. — В голосе Антонио прозвучали стальные нотки. — Мне все ясно.
— Умоляю тебя, оставь безумную мысль о том, что можно залечить былые раны. Поверь, я понимаю твою мать лучше, чем ты. Она-то ведь ни в чем не виновата…
— Да уж, она действительно безвинно пострадала. — В глазах Антонио появился мстительный блеск, и Элис поспешно опустила голову. Не может же он в самом деле винить ее в несчастье, случившемся с его матерью!
— Ты надеялся, что вы помиритесь, — дрожащим голосом прошептала девушка. — Но, к сожалению, тебе придется отступить. Если хочешь, — добавила она, — я могу изредка писать тебе и сообщать о ее состоянии.
— Я не верю в твое бескорыстие, — отрезал Антонио. — Насколько я понимаю, мамин дом был продан. Знаю, много за него не выручили, — он неудачно расположен, но отец трудился как каторжный, чтобы сделать из него дворец. А теперь я хочу знать, как вам удалось уговорить мать продать его, ведь она так любила свой сад! И как вы убедили ее переехать в эту клетку, где нет даже паршивого ящика с цветами! — Он угрожающе наклонился вперед. — Сколько ты берешь за уход за ней, Элис?
Сердце девушки упало.
— Твоя мать согласилась, чтобы ее опекунами были мы с дедушкой. Этим занимался адвокат, — неохотно сообщила она.
— Ах вот как! — презрительно отозвался Антонио. — Ты жадная сучка! Воспользовалась беспомощностью старухи, чтобы прикарманить то немногое, что у нее есть, и принудить жить в таких немыслимых условиях.
— Ничего подобного! — возмутилась Элис. — Мы сделали для нее все, что могли. А деньги лежат в банке и идут только на лечение.
Тони вскочил со стула и грубо схватил девушку за плечи.
— На какое лечение? — проревел он. — Что с ней?
Элис стало совсем тошно.
— Нам приходится оплачивать больничные счета. Ты действительно не знаешь, что случилось с твоей матерью?
— Как же, знаю, — с горечью отозвался Антонио. — Отец описал мне все в мельчайших подробностях.
Глаза его сверкали, как угли. Уязвленная гордость, подумала Элис. Ей тоже было больно — все, что она хотела забыть навсегда, снова встало перед глазами.
— Я думала, твой отец отказался с тобой встречаться, — беспомощно произнесла девушка, вспомнив белое как мел лицо Яна Левински, его ввалившиеся щеки, сжатый от боли суровый рот. И его гнев — бессильный, всепоглощающий гнев.
— Он написал моему адвокату, — коротко отозвался Тони, — чтобы я не смел возвращаться домой, что я ему больше не сын. — Он медленно разгладил складку на брюках. Элис содрогнулась — она ведь знала, как Тони любил отца. — И я никогда не примирюсь с тем, что отец умер, считая меня последним негодяем.
— Он был хорошим человеком. Гордым. Его все уважали, — глухо сказала девушка.
— А меня — нет.
— После того дня — нет, — дрожащим голосом подтвердила Элис. Ее мысли снова вернулись к Яну Левински. Девушка вспомнила, каким восторгом озарялось его лицо, когда сын был рядом. Они подолгу гуляли вдвоем вдоль реки, садились рядышком и разговаривали часами.
Внезапно Антонио стукнул кулаком по столу, так что стоявшие на нем чашки зазвенели.
— Господи, Элис! Сколько же невинных людей пострадало!
— Я рада, что ты это понимаешь, — отозвалась девушка. Слезы жгли ей глаза.
— И за все это в ответе ты, — резко продолжал Тони.
— Что? Как ты смеешь меня обвинять?
— Ты отказалась мне верить, и если у кого и были сомнения в моей виновности, то после этого они отпали, — прорычал он. — Ведь были люди, которым показалось, что они слышали, как хлопнула дверца машины и я вышел, а дальше автомобиль вела Джесс. Именно это я и утверждал. Но твое свидетельство в том, что ты меня видела…
— Но я тебя действительно видела! — с несчастным видом прошептала Элис, стараясь отогнать воспоминания об ужасном скрежете металла, о той кошмарной сцене.
— Ты все истолковала неправильно, — упрямо заявил Антонио. — Ты, и только ты могла остановить волну истерии и ненависти, стоило тебе поговорить со мной, прийти, когда меня выпустили под залог. С твоей-то честностью и обостренным чувством справедливости! Но ты встала на сторону Джесс, и все поверили вам. Те, кто сомневался, решили, что им показалось насчет дверцы. Только один человек мог судить непредвзято, и этим человеком была ты, Элис. Клянусь Богом, я невиновен, и я это докажу! Еще бы мне после этого тебя не обвинять!
