Эва Киншоу - Русалка из Винсема
— Уж я-то знаю потенциальных невест Корнелиуса. Поверьте мне, малышка, они не стоят вашего мизинца.
— Почему? — простодушно поинтересовалась Беатрикс.
— Я так думаю! — засмеялась госпожа Кампверсе и грациозно, как только умеют делать полные женщины, сделала несколько танцевальных па под чарующие звуки оркестра. — Ах, я так люблю развлекаться — ходить в театр, танцевать! Вы тоже полюбите! Теперь вы — украшение нашего дружеского круга!
Плыла восхитительная ночь.
— Пора уходить. — Беатрикс почувствовала, как Корнелиус положил ей руку на плечо.
— С удовольствием, дорогой.
Тот нежно поцеловал девушку. Они распрощались с хозяевами, гостями, вошли в сверкающий огнями лифт.
После карнавальной, взвинченной атмосферы дома супругов Кампверсе, воздух в квартире Корнелиуса показался им прохладным, даже немного отрезвляющим.
— Я никогда не была на таком замечательном вечере, — проговорила счастливая Беатрикс.
Она остановилась в центре гостиной, скинув с ног новые туфельки. До чего приятным показалось ей прикосновение мягкого ворса роскошного паласа. Что с ней? Да просто смертельно устала!
Корнелиус протянул Беатрикс бокал шампанского.
— Нет, только не стоя! — Девушка упала в кресло и начала следить за пузырьками, поднимающимися со дна бокала.
— Ты была само вдохновение. Произвела потрясающее впечатление на всех гостей, а Катрин просто от тебя без ума, — довольно проговорил адвокат.
— Это только потому, что пришла вместе с тобой.
Он кинул на нее проницательный взгляд. Мисс Робинсон отпила глоток шампанского и сказала:
— Но все-таки, я чувствовала себя немного Золушкой.
— Это еще почему?
— Дорогой, я не играю в гольф, не летаю на вертолетах, у меня нет собственной конюшни. Моя мать не занимает должность генерального судьи округа. Когда мы приедем к твоей матери, о чем я буду с ней разговаривать?
— Не волнуйся, предстоит обычная легкая весьма доброжелательная беседа, — спокойно проговорил он. — Ей достаточно знать, что ты — моя невеста.
Беатрикс отставила бокал.
— Ну, какая я невеста… Мы ведь ненастоящие муж и жена.
Помолчав, он сказал:
— Ты когда-нибудь была влюблена?
— Не знаю. Сейчас мое прошлое так далеко. Как туманный берег моря.
Он улыбнулся.
— Зато будущее тебе ясно, да?
Она посмотрела на него из-под ресниц, но промолчала.
— А что касается визита к моей матери завтра, — продолжил он, — то тебе нечего беспокоится. Ложись сейчас спать.
— Корнелиус, постели мне в гостиной, — внезапно попросила она. — Пожалуйста.
— Почему ты не хочешь идти в спальню?
— Мне… мне… кажется, здесь будет лучше.
— Беатрикс, не заставляй меня делать глупости. Там нормальная постель, ты отдохнешь. А в гостиной, ну мало ли что? Утром я встану рано, случайно разбужу тебя.
Она задрала вверх подбородок.
— Нет! Кстати, перед сном я люблю смотреть телевизор. Сейчас лягу на этот диван, и буду смотреть ночной канал. Или лучше поступлю по-другому: буду сидеть до утра в этом кресле.
Он рассмеялся.
— Упрямая девочка!
— Не смейся! — продолжала настаивать Беатрикс. — У себя дома я частенько засыпаю в кресле. Прямо перед телевизором. Ничего страшного.
— Не капризничай. А впрочем, спи, где хочешь. Сейчас принесу тебе одеяло и подушку. У тебя есть, во что переодеться на ночь?
— Ммм… Нет.
— Оставайся здесь. Я тебе сейчас что-нибудь найду.
Беатрикс напряглась. Неужели предложит ей ночную сорочку в кофейных кружевах, которую несколько часов назад она разглядывала в ванной комнате?
Но он принес простую белую рубашку, свою рубашку, а вовсе не то проклятое шелковое неглиже, касавшееся тела страстной женщины-вамп. А еще он притащил одеяло и подушку.
— Спасибо, — сухо поблагодарила она. — Прости, что причиняю тебе беспокойство.
Он сунул рубашку ей в руки и ущипнул за подбородок.
— Странная ты девчонка. Хотел бы я знать, какие в голове у тебя мысли.
Ее губы дрогнули. Она стояла, не дыша, напротив излучающего энергию и силу взрослого тридцатишестилетнего мужчины и чувствовала, вот сейчас может случиться нечто такое, что или оттолкнет их друг от друга или, наоборот, заставит броситься в объятия.
Весь день Беатрикс думала об этом. Понимала, как он опасен для нее, как интересен, изыскан, разносторонне образован, понимала, как ему легко одним движением ресниц толкнуть ее в постель и, шутя, овладеть ею.
Она закрыла глаза и почувствовала, как его длинные крепкие пальцы коснулись основания ее шеи, нежно тронули локоны ее волос.
Эффект от прикосновения был чудесен. Она ощутила всем телом волну нарастающего жара. Господи! Как она устала, обессилена и как одновременно необыкновенно сексуально напряжена.
Да, да, сомнений не оставалось. Она была сексуально напряжена. Но от чего? От простого прикосновения его пальцев к шее?
Горячая волна страсти прокатилась по ее спине. Как жаль, что эти прикосновения столь легки и коротки. Неужели он издевается над нею? Беатрикс где-то читала, что настоящие мужчины овладевают женщинами в порывах огненной страсти. А Корнелиус… Его прикосновения показались ей даже робкими, словно перед ней стоял нецелованный юноша, боящийся отказа.
Она подняла на Корнелиуса полуприкрытые ресницами глаза и прочитала в его взгляде понятный без слов вопрос: «Будешь ты со мной спать или нет?».
В какой-то момент хотела ответить: «Да. Делай, что хочешь, милый Корнелиус. Люби меня. Заставь меня плакать, кричать, смеяться, петь. Потому что я уверена, я чувствую, у тебя хорошо будет все получаться — целовать меня, ласкать, проникать внутрь…»
Но Беатрикс проглотила свой полный страсти монолог. Похоронила его в глубине души. Фиктивная жена не должна требовать того, что диктует любовь.
— Я хочу спать, — вот что сказала она на самом деле.
Огонек зажегся в его глазах и погас.
— Хорошо, Золушка, — мягко вымолвил он и поцеловал ее губы. — Спокойной ночи.
Коварный тип, зачем он поцеловал ее? Играл, честное слово, играл! До последнего мига ждал ее порыва. Думал, поцелуй сломит неприступное сердце мисс Робинсон, которая на самом деле уже в полушаге от другой фамилии — миссис Мидволд…
Разумеется, она отвратительно спала. Провалилась в забытье только перед самым восходом солнца. Ей снились отвратительные сны, будто она в глухом лесу и убегает от диких зверей, а цепкие лианы захлестывают петлями ее уставшие ноги.
Рубашка Корнелиуса жгла тело: девушка даже во сне ощущала это. Лучше бы его руки обнимали ее, а не чистая ткань касалась ее спины, живота, груди…
