Флоренс Уэстли - Память сердца
У двери женщина остановилась, чтобы отдышаться, затем потянулась к выключателю.
Она боялась увидеть следы разгрома. На самом деле все было, как обычно, на своем месте: стопка бумаг, папки с документами, книги на полке и игрушечный бачок для грязного белья в углу. Не заметно образцового порядка ну, и ничего особенно страшного.
Так что же?..
— Вещи дяди Майка! — воскликнула она.
Пульс участился, и кровь быстрее побежала по жилам. Коробка, которую она в спешке задвинула в угол своего кабинета, теперь зияла зловещей пустотой. Бумаги, фотографии, старые папки, всякие мелочи валялись на полу, словно конфетти после большого застолья.
Бетси опустилась на софу и невидящими глазами смотрела прямо перед собой. Она была взбешена. Подлец! Негодяй! Вломился в мой дом, нагло рылся в вещах покойного Майка. Испугал нас до полусмерти. Если бы оказались патроны, ему бы не сдобровать!
Она изнемогала от негодования и бессилия. Кто-нибудь мог пострадать, быть раненым. Ради нескольких листков бумаги да старых фотографий?
Стиснув зубы, сверкая глазами, она не сразу ощутила, что ее бьет дрожь. Впервые ее пронзила простая мысль: она почувствовала, что старый дом, кажется, перестал быть надежным убежищем. Бетси впервые в жизни почувствовала себя незащищенной.
В воскресенье утром еще моросил дождь. Джон собирался отоспаться, но естественные "часы", существовавшие в его теле, все еще были настроены, как говорят пожарники, на круглосуточную вахту. Поэтому он, как обычно, поднялся в шесть, позавтракал в шесть тридцать, а к семи уже был готов к новому напряженному дню.
— Шеф, извините за беспокойство, но вас хотят видеть.
Джон подставил под струю воды безопасную бритву и поднял глаза на стажера Ренни Глена, который стоял навытяжку у двери в ванную.
— Да? Кто?
— Она не назвала свое имя, сэр.
— Она?
— Да, сэр. С нею еще две маленькие девочки. Близнецы, сэр.
Взволнованный Джон сбрил остатки бороды и вытер лицо свежим полотенцем. Усы цвета спелой ржи он оставил. Они придавали ему несколько старомодный вид. Или, говоря откровенно, подчеркивали, что он уже далеко не молод.
Бетси дожидалась его в кабинете, нетерпеливо постукивая поношенными домашними тапочками по выцветшему линолеуму. Она явно бежала под дождем, потому что ее золотисто-рыжие волосы упорно завивались в маленькие локоны на затылке. Близнецы сидели рядом на его неприбранной койке, готовые тут же сорваться с места.
— Привет, Джон! — крикнула Мэри, более разговорчивая и бойкая из двух, по его наблюдениям.
Джон приветливо улыбнулся этой очаровательной троице, надеясь, что никто не заметит его смущения.
— Привет, Джон! — эхом отозвалась Анжелика, шаловливо раскачиваясь на койке. — Ты еще не одет?
— Наполовину, — заметил он.
Внезапно застеснявшись своей обнаженной груди и рук, он плотнее стянул узлом концы полотенца, висевшего на шее.
— Доброе утро, милые леди! Боюсь, вы здорово промокнете, если пришли покататься на большом грузовике с лестницей.
Девочки удивленно посмотрели друг на друга, потом на Бетси, которая покачала головой.
— Даже не заикайтесь. Шеф прав.
Шеф — все еще звучит странно, особенно когда это слышишь из уст Бетси.
— Что ж, если вы пришли не затем, чтобы прокатиться, тогда чем я обязан столь раннему визиту?
— Ты сбрил бороду, — разочарованно сказала Бетси.
— Мне показалось, что уже пора.
Пора, подумал он, кончить с маскарадом и смотреть людям в лицо, чтобы они могли открыто, если захотят, выразить ему свое презрение.
Она посмотрела на него долгим задумчивым взглядом. Бетси размышляла, как подипломатичнее сказать Джону, что без интригующей бороды ему все равно не стать кумиром гостиных. Впрочем, для него это безразлично. Те избранные женщины, за которыми он лениво ухаживал, называли его недоступным, мрачным, суровым. Но вряд ли такое нелестное мнение складывалось из-за его светло-русой бороды.
Бетси спохватилась, что не спускает глаз с Джона, и скорее отвела взгляд. Однако продолжала грезить о маленькой ямочке на упрямом подбородке Джона. Раньше борода смягчала резкие морщины, словно проведенные резцом, — следы пережитых страданий. Теперь Джон выглядел строже, складки у рта углубились, но крутой изгиб губ оставался по-прежнему влекущим. Остро выдающиеся скулы придавали особый шарм этому мужественному лицу.
— У тебя были когда-нибудь усы или нет? — спросила Бетси.
— А как же! В шестидесятых все ребята их носили.
— Я думаю, с усами ты выглядишь более сексуальным, — вдруг пропищала Мэри.
Ошеломленные взрослые воззрились на столь осведомленного в интимных тонкостях ребенка.
— Мэри! — разгневалась Бетси. — От кого, во имя Господа, ты могла услышать такое?
— От Пруди. Она говорит, пожарники пользуются успехом у женщин и очень сексуальны. — Мэри немного спотыкалась, произнося незнакомые слова, которые с трудом запомнила; губы Джона дрожали. Он еле сдерживал смех.
— Я думаю, мне следует побеседовать с этой просветительницей, — пригрозил Джон, имея в виду Пруди.
— А я думаю, мисс Пруденс скорее нуждается в усиленных уроках для будущих матерей, — возразила Бетси.
Джон вздернул брови и спросил со всей серьезностью:
— Твоя подруга, не так ли?
— Нет, одна из моих приемных дочерей. Собственно, старшая.
— И сколько же ей лет?
— Шестнадцать, но выглядит на сорок пять.
— У Пруди будет маленький ребеночек, — пояснила словоохотливая Мэри.
— В июле, — добавила Анжелика, — будут два близнеца, как мы.
— Но только это будут мальчишки. Кошмар — сокрушалась другая сестренка.
— Ну хватит! — вмешалась Бетси. — Обе сейчас же убирайтесь отсюда и поздоровайтесь с лейтенантом Монком.
— Но мами…
— Делайте, как сказано, пожалуйста. Время идет, и мне надо поговорить с шефом наедине.
— Это нечестно, — упрекнула Мэри, выходя из комнаты.
Анжелика окинула мать сердитым взглядом и отправилась вслед за сестрой.
К удивлению Джона, Бетси проводила близнецов до двери и заперла ее, отрезав шалуньям путь назад.
Невероятные сюрпризы преподносит жизнь, размышлял Джон. Вот он оказался вдвоем с темпераментной желанной красивой женщиной, которую не переставал любить все двадцать прошедших лет, в уютной комнатке с неприбранной кроватью и чувствует себя как слепой котенок. Сердясь на свою скованность, он вынул свежую рубашку из шкафа и поскорее надел ее.
— Итак, чем могу служить, поскольку речь не идет о прогулке с близнецами?
— Боюсь, ничем. Но я подумала, ты должен знать, что кто-то вломился этой ночью в наш дом и рылся в вещах дяди Майка.
