Алена Любимова - Ирония любви
Представив, как стану объясняться с ним, я сморщилась. Пожалуй, это будет не так просто. Лёня, привыкший к всеобщему женскому поклонению, скорее всего, воспримет все как шутку, и, по правде говоря, я не могла его в этом упрекнуть. Ведь еще неделю назад смыслом моей жизни было его хорошее настроение…
Как быстро все меняется…
К концу дня Лёня, успевший намозолить своим взглядом мою спину, перешел к решительным действиям. Дождавшись, когда Нина выйдет из кабинета, он подошел ко мне, пристроившись сзади, и хозяйским жестом обнял за плечи.
— Что делаешь сегодня вечером?
— Вечером? — переспросила я, чуть отодвигаясь в сторону.
От Лёни пахло мятной жвачкой и обещанием страстной ночи.
— Ага, — кивнул он, сильнее стиснув мои плечи.
— Вечером я занята, — выдавила я и попыталась сбросить Лёнину руку.
— Брось, крошка, — ухмыльнулся Лёня. Он не воспринял моих слов всерьез. — Мы же оба знаем, что ты от меня без ума. Не ломайся.
Его тон и улыбка заставили меня стиснуть зубы. Мне жутко захотелось проучить этого самоуверенного нахала и плевать на его чувствительное достоинство. Грубо сбросив Лёнину руку со своего плеча, я встала из-за стола, повернулась к нему лицом и отрывисто повторила:
— Сегодня вечером я занята.
У Лёни отвалилась челюсть. Он не верил своим ушам, но достаточно быстро справился с собой. Лицо его приняло прежнее выражение.
— Предлагаю тебе изменить свои планы, — улыбнулся он обаятельной улыбкой пожирателя женских душ. — Я собираюсь пригласить тебя в ресторан.
— Пригласи кого-нибудь другого, — посоветовала я и вышла из кабинета, оставив Лёню в полной растерянности.
В дверях я столкнулась с Ниной, которая возвращалась от шефа. Я нечаянно задела ее плечом, и она выронила папку, из которой посыпались листы бумаги.
— Ты куда так несешься? — спросила Нина. Она присела на корточки и стала собирать разлетевшиеся во все стороны документы.
— Извини, я тебя не заметила. — Я бросилась помогать ей.
— Ты бежишь так, будто за тобой по пятам гонятся собаки.
— Что-то вроде того, — невесело ухмыльнулась я, вспомнив Лёнину плотоядную улыбку, и добавила: — Лёня пригласил меня вечером в ресторан.
— Это же здорово, — обрадовалась Нина, запихивая бумаги в папку. — Ведь об этом ты и мечтала. Поздравляю. — С опозданием она заметила, что на моем лице нет ни малейших признаков радости, и нахмурилась: — Только, кажется, ты не рада этому приглашению.
— Вот именно, — вздохнула я. — Если бы он пригласил меня месяц, неделю назад, я прыгала бы от счастья, но сейчас…
— А что сейчас?
— Сейчас я никуда не хочу с ним идти.
— Ну-ка, пойдем, расскажешь обо всем по порядку, — предложила Нина и потащила меня в курилку, расположенную в конце коридора.
— Нечего рассказывать, — протестовала я, но Нина была непреклонна. Протащив меня за руку через весь коридор, она села на подоконник в курилке, где в этот час никого не было.
— Ну рассказывай.
Кажется, она догадалась о том, что мои мысли, ранее всецело принадлежащие Лёне, занял некто другой.
— Нечего рассказывать, — повторила я.
— Так-таки и нечего, — лукаво подмигнула Нина и закурила.
— Представь себе нечего.
— Если ты вдруг перестала считать поход с Лёней в ресторан — самой большой удачей, значит, тебе есть что рассказать, — резонно заметила она. — У тебя кто-то появился?
В памяти вдруг помимо моей воли возникло Сашино лицо, и я отмахнулась, прогоняя видение.
— Господи, разумеется, нет.
— Это почему разумеется? — возмутилась Нина. — Ты молодая, красивая, незамужняя… Твои достоинства можно перечислять и перечислять. Почему в твоей жизни не может появиться мужчина?
— Потому что… потому что… потому что я люблю Лёню, — наконец озвучила я общеизвестную всей фирме истину. Одновременно мне пришла в голову мысль, что эта истина успела основательно состариться и уже не была такой уж общеизвестной. Лично мне она представлялась теперь полным абсурдом.
— Странно, ты любишь его, но не хочешь идти с ним в ресторан. Я правильно тебя поняла? — уточнила Нина.
— Ага, — кивнула я и добавила: — Знаешь, ты права насчет него — он оказался самоуверенным болваном. К тому же сексуально озабоченным.
— Ну-ка, ну-ка, посмотри на меня, — сощурилась Нина и взяла меня двумя пальцами за подбородок.
— Что такое? — Я непонимающе заморгала.
Нина с минуту внимательно изучала мое лицо, а потом удовлетворенно хмыкнула. Не знаю, что она там умудрилась прочесть, только опустив руку, спросила:
— И кто он?
— Кто он? — удивилась я, догадываясь, что Нина имеет в виду Сашу, и, недоумевая, как она могла узнать о его существовании.
— Он, — повторила она.
Я вздохнула, гадая, стоит ли рассказать Нине о своем знакомстве с Сашей, а потом решила, что не стоит. Сначала нужно было поговорить обо всем с Людочкой.
13
Людочкин вердикт был однозначен:
— Твоя любовь к Лёне — это просто способ оставаться одной якобы при желании быть с кем-то, — глубокомысленно изрекла она, потягивая из тонкой хрустальной рюмки коньяк на моей кухне.
— Что-что? — удивленно переспросила я, пораженная широтой мыслей подруги. — Объясни-ка поподробнее. А лучше попроще.
Людочка прокашлялась, поставила рюмку на стол и прочла мне лекцию по психологии, затянувшуюся примерно минут на десять. Как известно, ничто так не вдохновляет, как наличие достойной аудитории.
Я была жадным слушателем и ловила каждое произнесенное подругой слово, но все равно не поняла ничего из того, что она вещала с удивительно умным видом. Когда она закончила, я попросила:
— Теперь повтори то же самое, только еще проще.
— Да куда уж проще, — хмыкнула она. — Просто ты боишься близких отношений с мужчинами, вот и ищешь подсознательно «убежища» в роковой страсти. Поэтому ты испытываешь чувства к недоступным мужчинам.
Я нахмурилась. Людочкин вывод заставил меня задуматься. Что, если подруга права и красавец Лёня нравился мне лишь до тех пор, пока не обращал на меня внимания? Тогда именно этим можно объяснить мое теперешнее отношение к нему. Став доступным, Лёня утратил свою привлекательность.
Это что же получается? Я навеки обречена оставаться одна, гоняясь за фантомами? Такое положение вещей меня не устраивало.
Плеснув в свою рюмку немного коньяка, я отправила в рот кусочек сыра и стала усиленно жевать.
— Что молчишь? — спросила Людочка.
— А что говорить? — вздохнула я и, приподняв над столом рюмку в немом тосте, отправила ее содержимое в рот. Коньяк оказался терпким и обжег горло. Прокашлявшись, я сунула в рот кусок тонко нарезанного лимона. — Кажется, на этот раз ты права. Твоя теория действительно все объясняет, но как объяснить то, что Лёня вдруг набросился на меня, как голодная мышь на сырную корку? Еще недавно он в упор меня не видел.
