Ирина Хохлова - Возвращение любви
— Чужое и есть чужое. Сломается — потом отвечай.
Хитрил Афанасий. Мотор был в полном порядке. Но и у него закралось сомнение — действительно, мужик днями-ночами пропадает на реке, а ухажер вьется вокруг его жены.
Валерий забросил на плечо мешок с рыбой — его доля — и, ничего не сказав, стал подниматься на крутой берег.
Навстречу шли Елена и Петр.
— А мы тебя встречать, — сказала Елена.
Валерий поздоровался с Петром и продолжал путь.
— Я скоро приду, — сказала Елена.
Что-то ей не нравилось в поведении Валерия, и она решила не откладывая поговорить с Петром.
— Вот что, Петр…
Он улыбнулся и легонько коснулся ее плеча.
— Знаю, что скажешь. Не беспокойся. Если хочешь, я завтра уеду.
— Значит, это правда?
— Милая кузина, ты всегда отличалась тем, что была великой придумщицей. Не мути свою душу.
— Значит?..
Он смотрел вдаль, на противоположный берег, где до горизонта тянулась тайга.
— Какое безлюдье, — сказал он. — Какое безлюдье, — повторил и улыбнулся. — Смешная моя кузина. Великое открытие она сделала. Да, конечно, я люблю тебя. Разве ты не знала об этом раньше? И разве раньше тебя это тревожило? О чем мы говорим? Беги к мужу, Еленушка, покорми и утешь.
— Прости меня, Петр.
— За что?
— За все.
— Мне жаль, если я чем-нибудь огорчил тебя.
— Да нет, нет. Ты тут совершенно не виноват. Это я…
— Девочка моя…
— Какая девочка? Старая карга.
— Однажды я нашел в лесу девочку…
Елена встревожено вскинула на него глаза.
— Я проснулся ночью, потому что примерещилось: в лесу спит девочка. И пошел. Мне будто кто-то подсказывал, куда идти. И я увидел спящую девочку. Взял ее на руки и понес. Принес, уложил на крыльце ее избы и пошел спать. Вот и все, что было. Вот и все, что у меня есть. И не тревожь себя.
Он поклонился и пошел вниз по склону. Уходил ровной походкой, засунув одну руку в карман куртки, а другой плавно размахивая? И Елена поняла, что Петр любил ее и любит.
Глава шестая
Когда она пришла домой, Валерий спал.
— Устал, — сказала мать, — это ж сутки без отдыха.
Елена попила молока, посидела с матерью, которая говорила о вечных заботах, о муже:
— Интереса к жизни у него не стало, — говорила мать, вытирая платком сухие губы. — Прежде интерес-то был. А теперь сидит часами, думает о чем-то. Спросишь его — улыбнется. Скажет слово и молчит. Я, доченька, думаю, что собрался он.
— Куда собрался? О чем ты говоришь?
— Собрался, доченька, мыслями уже готов. Оставит он меня. Да и понимаю я его, хотя совсем не согласна. Всю жизнь был сильным да уверенным, а теперь еле ходит. Куда ж такому гордому? А уйдет он — мне тоже незачем жить.
— Мама, а я?
— У тебя есть опора.
— Да тоже…
— Что тоже?
— Из-под ног почву выбили. С этим сокращением.
— Устоит. Он, твой, устоит. Вижу — сильный. Ты его держись, доченька. Ты его не обижай. Сейчас ему трудно, так ты уж смотри. Они, сильные-то, если ломаются, так навсегда. Ты вот что… с отцом поговори. У меня уже слов нет. Чтоб это… не собирался. Рано еще. А, дочка?
— Поговорю, мам, непременно.
Утром проснулась Елена около восьми. Повернула голову, посмотрела на мужа. Он лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок.
— Проснулась? — спросил, не двинувшись.
— Ага, Валера. Побыл бы ты со мной день. А?
— И ты чувствуешь?
— Что я чувствую? Я просто не вижу тебя. Мы же приехали отдохнуть вместе.
— Испугалась?
— Чего я, Валера, испугалась?
— А того, чего сама еще не поняла. Ладно, сегодня день наш. Все и выясним.
— Да что выяснять-то, Валера?
— А разве нечего?
— Что ж, начнем в таком случае.
— Не здесь.
— Валерка, милый, не пугай меня. Ты так говоришь…
— Потому что знаю, о чем говорю.
Елена не стала продолжать, потому что препирательства ни к чему не привели бы, да и мать уже навострила уши.
— Ты прав, не здесь. Мы с тобой нынче пойдем по морошку. Она, может быть, еще не совсем готова, но, пока довезем, созреет.
— Слишком много слов о морошке.
— Валера, если бы ты знал, как ты не нравишься мне сегодня!
— Я принимаю твои условия. Идем за морошкой.
— Какой ты, Валерка! Ну, зачем тебе это?
— Что «это»?
— Выяснять отношения. Тебе мало, что я говорю: люблю тебя?
— Много говорит тот, кто врет. Как правители наши.
Елена поднялась, накинула халат и вышла на улицу. Мать возвращалась из стайки, неся в подойнике свежее молоко.
— Мам, а мам? — дотронулась до ее локтя Елена.
— Что, доченька?
— Хочу по морошку сходить.
— Тетку Настю кликни, она места знает.
— Нет, с Валерием пойду.
— Прогуляйтесь, доченька.
Мать пристально смотрела на нее.
— Ну, что? — спросила Елена.
— Поссорились?
— С чего ты взяла?
— Я же, доченька, вижу. Ты у меня никогда не умела скрывать, что на душе.
— Ничего, мама, все уладится.
Мать прошла в избу. А тут, незваная, бежит тетка Настя.
— Моя ты милая, — запела сладко. — Моя ты хорошая. Забыла ты, что такое деревня. Тут языки…
— Что языки?
— Болтают, слушать тошно. До мужа бы не дошло.
— Что можно болтать про меня?
— Что вы с Петром…
— Тетя Настя!
— Целыми днями, мол, вместе. И все смеются.
— Мы же на глазах у всех.
— Ты уж будь осторожнее. Замок на языки эти не повесишь. Одна Дарья чего стоит!
…После завтрака Елена и Валерий переправились на лодке через Сыню и углубились в тайгу. Елена еще не забыла ягодные места и повела мужа на дальние пальники, то есть выгоревшие от лесного пожара места, сухие и солнечные.
Но ягод собирать не пришлось. Валерий долго шел молча, потом остановился.
— Надеюсь, нас уже не слышат? — насмешливо спросил он.
— Что тебя мучает?
Он начал издалека. Мол, в их отношениях многое изменилось с тех пор, как он ушел в отставку:
— Кто я теперь? Безработный, выброшенный за борт человек. Чего со мной считаться? Ни на что не годен. Вот ты и…
— Что я? Что?
— Тогдашняя встреча с Зотовым не случайна. Чем больше думаю, тем яснее становится.
— Ну, говори, говори… Значит, у нас с ним любовная связь? Говори, не стесняйся. Чего уж там?
— Я только теперь понял, почему ты против того, чтобы уехать из Ярославля.
— Полюбовника потеряю! Конечно! Как можно!
— Хватит издеваться! Я не слепой. Тут этот Петр… Смотришь на него, как на икону. Еще бы! Умный, грамотный, мне не чета.
— Может, я и с Петром того?.. А? Говори.
