Дженни Адамс - Золушка с характером
— Будем действовать шаг за шагом. Я покажу.
Они дружно взялись за работу, хотя почти сразу промокли и замерзли. Чтобы вернуть на место оторвавшийся кусок кровельного железа, Трою потребовалась вся его сила. Он почувствовал резкую боль в предплечье прежде, чем ему удалось надежно закрепить лист.
Стейси была рядом и помогала, как могла. От нее пахло дождем, холодным воздухом и шампунем для волос. Этот букет ароматов наполнял Троя желанием обнять ее, бороться с которым становилось все труднее с каждой минутой. Он даже испытал некое облегчение, когда наконец-то смог сказать:
— Готово!
— Спасибо. Теперь я могу заняться уборкой в доме.
Они спустились с лестницы. Джинсы и свитер Стейси были перепачканы, лицо измазано разводами влажной грязи, на плече и рукаве висели шмотья паутины, от вечерней косметики не осталось следа. Стейси предстала перед Троем как есть, без прикрас. Ему хотелось целовать ее, пока хватит дыхания, а потом подышать и начать сначала.
— Смотри, ты поранился, — воскликнула Стейси, трогая его за предплечье. — Почему ты не позволил мне помогать, когда ставил лист на место?
Трой, который не обратил внимания на царапину, решил было напомнить, что в его профессии были травмы и похуже, даже не считая колена. Военные не приучены ни квохтать над своими травмами, ни требовать жалости от окружающих. Впрочем, Стейси сама должна была догадаться, поэтому он ограничился замечанием:
— Любой из нас мог порезаться об острые углы. Я рад, что не пострадала твоя нежная кожа.
— Ох, — сказала Стейси.
Ее лицо порозовело, а пальцы замерли на его плече. Она немного растерялась. Зато мысли Троя были ясными и понятными — он думал о том, о чем ему думать не полагалось.
— Пойдем в ванную. В первую очередь надо промыть ранку, а потом решать, ехать ли в больницу, чтобы сделать прививку от столбняка и наложить швы. — Стейси решительно двинулась вглубь дома.
— Ничего не надо, — настаивал Трой, но покорно шел за ней.
Стейси беспокоилась из-за пустяков, но он был готов подыграть, чтобы она не огорчалась.
Они вошли в просторную ванную комнату со старым умывальником и глубокой чугунной ванной на гнутых ножках, вдоль которой на полочке стояли флаконы и баночки с шампунями, лосьонами, бальзамами. У Троя в голове сразу возник эротический образ Стейси, которая нежилась в теплой воде в облаке ароматного пара.
— Пожалуй, я посчитаю свои раны дома, — вдруг решил он.
Трой почувствовал, что самое время ретироваться: выдержка и самоконтроль были на пределе. Он мечтал поцеловать Стейси.
— Раз мы уже здесь, давай хотя бы взглянем, — предложила девушка.
Слова звучали практично, но интонация говорила о том, что в этом интимном уголке дома Стейси тоже задумалась о чем-то непозволительно сладком.
Но речь шла всего лишь о царапине, поэтому Трой согласился, пообещав себе ни при каких обстоятельствах не снимать рубашку, хотя так рассмотреть поврежденное место было бы легче. Он высоко закатал рукав, и они склонили головы над ссадиной на предплечье.
— Ты прав, швы можно не накладывать, — с облегчением сказала Стейси.
Трой старался игнорировать ее неровное дыхание. Она смочила ватный тампон дезинфицирующим средством, спросила о противостолбнячной прививке.
— Все еще действует, — ответил он, наблюдая за осторожными движениями Стейси, которая обрабатывала ранку.
Трой старался сосредоточиться на процедуре — почти непосильная задача для человека, который думает только о том, чтобы обнять стоящую рядом женщину.
Возможно, организм стремился снять стресс, вызванный сомнениями, что увечье опозорит его перед Стейси, не позволит справиться с ремонтом крыши в ее доме. Но все получилось отлично, не считая драматического момента, когда Трой чуть не упал с лестницы. Но инцидент был сразу забыт, и теперь облегчение требовало выхода.
Все, о чем Трой мог думать в этот момент, это мягкое касание пальцев Стейси, ее голова, склоненная над его рукой. Он перевел дыхание:
— Пожалуй, стоило пораниться, чтобы почувствовать такую заботу.
— Если бы ты был маленьким мальчиком, наверняка хотел бы, чтобы больное место поцеловали…
Она замолчала, не уверенная, что сказала это вслух. Но слова прозвучали. Оба говорили об одном и том же, только немного по-разному.
— Поцелуи лечат?
Могла ли Стейси излечить его поцелуями? Те раны, которые глубже, чем кожа, мышцы, кости? Трой нахмурился: он давно смирился с увечьем и всем, что оно означало. Больше не о чем говорить. И ему лучше покинуть дом Стейси, пока он только думает глупости, а не делает их.
Вместо этого он поймал ее взгляд и лишний раз убедился, что желание испытать целительную силу поцелуев было взаимным. Не из-за ее слов и не из-за царапины, которую он почти не чувствовал, а потому, что он — это он, а она — это она. Когда они оказывались рядом, притяжение возникало само собой.
Сегодня ее глаза сияли в предвкушении тяжелой работы по спасению дома. Трой понимал и разделял ее волнение, энтузиазм и решимость перебороть стихийное бедствие — пусть даже с помощью набора розовых инструментов.
— Хотела бы я знать, о чем ты думаешь сейчас, — сказала она, когда провожала его к двери через залитую водой комнату, которая обещала нешуточную уборку.
Трой через силу заставлял себя двигаться к выходу.
— Думаю о твоей любви к девчачьему розовому цвету: собачий костюм, лак на ногтях, инструменты. Твои причуды мне… нравятся.
— Ох, — смутилась Стейси, не зная, как воспринимать его слова. Она замешкалась на секунду, потом весело засмеялась и махнула в сторону двери: — Знаю, что ехать тебе недалеко, но обещай, что будешь осторожен. Дождь и не думает прекращаться.
Трой был тронут ее неподдельной заботой. С ним происходило что-то непонятное. Стейси вытаскивала из глубины его души нежность, которой, если верить матери, там не было и быть не могло.
Он был достаточно равнодушен к отцу, так же как отец был равнодушен к нему, и не поддавался на попытки матери переложить на него хотя бы часть груза ее душевных невзгод. Психологическая несовместимость родителей, их зацикленность на своих проблемах и отсутствие интереса к сыну привела к тому, что Трой загнал эмоциональные реакции поглубже и научился воспринимать все происходящее холодно, спокойно, отстраненно, хотя мать утверждала, что он черств от природы. Необходимость выживать в жестких условиях армии только укрепила внутренние защитные механизмы. Теперь Трой задавал себе вопрос, не потерял ли он вообще способность чувствовать, не отмерли ли за ненадобностью подавленные когда-то эмоции. Впрочем, это не имело значения. Он оставался таким, каким был, сколько себя помнил.
