Бонни Перселл - Останься со мной
Поднимаясь по крыльцу, Митч старался ступать осторожно, чтобы не потревожить доску, которая всегда скрипела. Он научился этому в шестнадцать лет, когда свобода и девочки вступили в противоречие с заведенным порядком.
Старый пес Гроувер, лежавший на своем посту, даже не поднял головы. Парадная дверь, как Митч и предполагал, была не заперта и беззвучно подалась, как только он дотронулся до нее. Он запер дверь и вошел в темную прихожую. Ничто не изменилось.
Митч широко улыбался, вспоминая приглашение, которое Бо произнесла задыхающимся шепотом. Он не воспользовался им, но, черт возьми, как приятно было его получить. При одной мысли об этом брюки становились тесными.
— Немножко припозднился, да?
При звуках голоса Мики сладкие мысли испарились, брюки вернулись к первоначальному размеру. Митч замер там, где стоял, чувствуя себя ребенком, схваченным за руку, когда он шарил в банке с конфетами.
— Я думал, ты спишь, — пробормотал Митч, моргая, потому что зажегся свет, поначалу ослепивший его.
Сам того не желая, тыльной стороной ладони он вытер губы. Как будто сын мог увидеть свидетельства того, что он провел вечер с Бо. Как если бы он хотел избавиться от вкуса ее губ.
Мики сидел, скрестив ноги, на старом диване. На нем были футболка и тренировочные брюки, на коленях он держал чашку с попкорном.
— Вижу.
— Мне надо было поговорить с мисс Боханнон о репортаже, который она хотела бы сделать о тебе. О нас, — поправился Митч.
Черт! Почему бы не признаться сыну, что он приятно провел время с привлекательной женщиной? И почему у него вдруг появилось чувство, что он предал Нору?
— До половины второго ночи? — Во взгляде сына смешались удивление и скепсис.
Внезапно Митч снова ощутил себя шестнадцатилетним, в первый и последний раз застигнутым на месте преступления — нарушающим домашний комендантский час. Он потряс головой, стараясь избавиться от ощущения, что все это уже было.
Ему и в голову не приходило, что Мики будет волноваться.
— Она не могла уйти с телестудии раньше одиннадцати, — запинаясь, выговорил он.
— Ты мог бы позвонить, — с укором сказал сын. Уголки его губ подрагивали, а в глазах плясали бесенята.
— Я не подумал, — пробурчал Митч. Он не мог поверить, что его отчитывает семнадцатилетний юнец, который и бреется, наверное, раз в две недели.
Губы Мики перестали подрагивать, потому что он дал себе волю и теперь уже насмешливо улыбался.
— Ты попался, па. — Он посерьезнел. — Тебе ведь она нравится, правда?
Митч поднял бровь и рассмеялся.
— Да, нравится. Тебе это неприятно?
Мики поморщился:
— Ты имеешь в виду — из-за мамы?
— Да. — Голос Митча дрогнул. — Из-за мамы.
Мики пожал плечами:
— Нет. Вовсе нет. Сразу после маминой смерти я не мог бы вообразить тебя и какую-то другую женщину. — Он вздохнул. — Но я больше не мальчик. Я кое-что знаю о влечении к женщине. — Мики понимающе улыбнулся, и Митчу осталось гадать, насколько хорошо сын осведомлен.
— У меня с этим все в порядке, — добавил Мики.
— В самом деле? — поддразнил его Митч.
— В самом деле. — Мики похлопал по диванной подушке. — Ты будешь стоять так всю ночь или все-таки сядешь? — Он протянул миску с попкорном. — Здесь еще осталось.
Напряжение покинуло Митча, ему стало легко.
— Рад слышать. Так почему ты еще не спишь? — спросил Митч, запуская руку в банку.
— Смотрел фильмов ужасов.
— В темноте?
— Так лучше всего, — ответил сын, широко улыбнувшись. — Он как раз кончился, когда ты подъехал.
— И ты решил устроить засаду?
— Что-то вроде того.
— Гнусная шуточка, но тебе следует быть поосторожней. Я не так молод, как раньше. Ты мог бы напутать меня до смерти, — говорил Митч, тиская Мики.
— Прекрати вести себя как взрослый с дитятей. А потом — это было очень смешно. Ты бы видел свое лицо.
Митч растерялся, не зная, что и сказать.
Мики спас его от необходимости объясняться.
— Я так понял, ты знаешь о той скрипящей ступеньке, — сказал он, подмигнув.
Митч похлопал Мики по спине.
— Сын, я знал о ней задолго до того, как ты появился на свет. — Он притянул к себе Мики в дружеском объятии. — Хочешь узнать, что придумала мисс Боханнон? Или подождем до утра?
— Сейчас, — только и сказал Мики.
Митч кратко обрисовал идею Бо и, затаив дыхание, ждал, что решит Мики. Если сын не согласится, ему труднее будет наладить отношения с Бо.
— Кру-у-уто! — сказал Мики. Зевнув, он потянулся и вскочил на ноги. — Я иду спать.
Митч облегченно вздохнул.
— Значит, ты согласен?
Уходя, Мики бросил через плечо:
— Ну, скажи ей «да».
Прямо в уши завыла сирена. Бо хлопнула по кнопке будильника, но звук не пропал. Бо поискала его источник и наконец поняла, что это телефон.
— Алло, — просипела она, борясь со сном.
— Доброе утро, — сказал бодрый голос. Бо никак не могла понять, кто это. — Не разбудил?
Бо кашлянула, прочищая горло.
— Нет, — солгала она, гадая, почему приличие обязывает не признаваться в таких случаях. Открыв наконец глаза, Бо взглянула на часы. Восемь тридцать? — Чем могу служить в такую рань? — добавила она.
— Я говорил с Мики. Он сказал, что идея крутая.
Мики? О нет. Она разговаривает с Митчем Таггардом. Бо натянула простыню, чтобы прикрыть свое обнаженное тело, и поймала себя на намерении взбить волосы. Она не знала, что ответить, и ухватилась за обычную схему:
— Замечательно. В понедельник я переговорю с шефом и дам тебе знать. — Она прикрыла трубку, подавляя зевок.
— Бо? Я все-таки разбудил тебя, ведь так?
Признаться или снова отрицать? Она уже один раз солгала. Почему бы не ответить честно? В конце концов, что плохого в том, что в субботу утром она еще спала? К тому же, по ее меркам, это страшная рань.
— Да. Ты застал меня врасплох.
Трубка замолчала. Неужели их прервали?
— Митч?
— Мне очень жаль. Я придумывал предлог для раннего звонка, но единственное, что я могу сказать в свое оправдание, — я не подумал. Мы, военные, поднимаемся рано, а на ферме день начинается еще раньше — если, конечно, можно назвать фермой хозяйство, в котором несколько куриц и небольшой огород. Я не посмотрел на часы, прежде чем снять трубку.
Бо удивилась. Митч лег так же поздно, как и она, но уже давно проснулся и полон энергии?
— Мне помнится, кто-то сказал, что превратится в медведя, если не отоспится.
Митч засмеялся, и от звуков его голоса голые руки Бо покрылись пупырышками.
— Пяти часов мне достаточно, но обычно я предпочитаю восемь.