Джорджина Форсби - Только этот мужчина
Палома, охваченная волшебством момента, позволяла ему все, забыв об осторожности. Она едва заметила, как он поднял ее на руки, потому что всем своим существом воспринимала прикосновения Джона и быстрые удары его сердца. Но неясные очертания знакомых предметов развеяли чары, пробудив воспоминания. Высвободившись из его объятий, Палома огляделась. Они были в той самой комнате.
Все осталось прежним, кроме кровати. Вместо медной, которую так любила Анна, стояла старинная деревянная, отполированная заботливыми руками и годами. Она не подходила для этой бело-голубой спальни, украшенной позолотой, шелком и статуэтками херувимов.
— Я нашел ее у антиквара, — сказал Джон, будто читая ее мысли.
Эта новость развеяла последние опасения Паломы. Улыбаясь, она приблизилась к Джону и поцеловала его со страстью и желанием, не в силах больше таить их в себе. Только он, думала женщина, погружаясь в мерцающий туман, только этот мужчина.
— Палома, — хрипло проговорил Джон. — Сколько ты ждала этого? Вечность, как и я? Хотя нет, ты не скучала в своей прежней жизни, в работе, среди любовников?
— Неважно, — ответила она, останавливая его мягким прикосновением к губам. — Ничто не имеет значения, кроме этого дома и тебя.
И Джон единым махом разрушил прежний, внешне безмятежный мир, окружающий их обоих. С глубоким вздохом Палома ответила. Прекрасное женское тело напряглось, готовое на его ласки. Кровь быстрее побежала по жилам. Желание стало невыносимым.
Когда Джон положил ее на кровать, она всем существом осознала, что искала всю жизнь: его вызывающую страсть, жар и силу его тела, соединения с человеком, который был ее второй половиной, без которой она была обречена на одиночество. Сейчас Джон принадлежал ей целиком, как и она ему, — прежние условия, договоры, случай, который их свел, — все кануло в небытие, все было сожжено в огне всепоглощающей страсти. И для Джона больше не существовали другие женщины, даже Анна. Они, свободные от цепей прошлого, соединились в объятии, древнем, как мир, и в то же время новом и неизведанном, как будущее.
Пальцы Джона добрались до ее груди, и Палома задрожала. Внезапно, будто не в силах терпеть преград между ними, мужчина рванул тонкую шелковую блузку и, не прекращая ласки, свободной рукой и зубами освободил нежное женское тело от одежд. Палома еще крепче прижалась к нему и потянулась к пуговице на рубашке Джона, но ее рука вдруг ослабела, и она только прошептала:
— Я хочу… хочу…
Он быстро разделся. С этой минуты время понеслось галопом…
Рука Джона скользнула вниз, а губы припали к ее губам. Его язык, лаская, проникал все глубже и глубже. Пальцы искали и наконец нашли источник ее наслаждения. Палома застонала, и ее тело напряглось сильнее.
— Да, — прохрипел Джон, — да, вот оно. Какое чудо! Прижмись ко мне крепче…
И на мгновение замер, ожидая ее реакции. С томной улыбкой Палома развела ноги, готовая принять его. Одно точное движение, и он вошел в нее. Лицо Джона было сосредоточено, глаза страстно блестели. Когда он начал двигаться, волны экстаза лишили Палому воли, заставляя подчиняться ритму, исходящему от самой глубины ее существа.
Ощущение твердой мужской плоти в ее лоне порождало множество богатейших чувственных эмоций. Палома была полностью в его власти, казалось, ее гибкое тело рождено для того, чтобы подчиняться своему повелителю. Вдруг Джон сделал еще один толчок, проникая в нее все глубже, пока она не вскрикнула, дрожа от необузданных чувств, каких и не подозревала в себе. Когда тяжелое, расслабленное тело Джона, обмякнув, опустилось на нее, она ощутила такое счастье, спокойствие, удовлетворенность, каких не испытывала никогда раньше.
Через некоторое время Джон пошевелился. Протестуя, Палома обхватила его плечи и крепче прижала к себе.
— Сейчас, сейчас, — пробормотал он Ленивым, сытым голосом и повернулся на бок. Охваченная истомой женщина неподвижно замерла, наслаждаясь странным сладковатым запахом его тела.
— Я хочу жениться на тебе, — сказал вдруг Джон.
Это было произнесло сухо, без выражения.
А в безмятежном мире Паломы взорвалась бомба. Она приподнялась и уставилась на Джона, будто он сошел с ума.
— Что?
— Ты слышала.
Если бы в его голосе были эмоции, в ледяных глазах — просьба, она, наверное, согласилась бы, но, хотя слово «да» так и просилось с ее языка, произнести его она не могла.
— Но зачем? — спросила Палома, пытаясь высвободиться из его рук. — На этот раз я вряд ли забеременею.
— Не потому, и ты знаешь это, — парировал Джон.
— Тогда почему? И не вздумай сказать, что заботишься о девочках — они меня почти не знают.
— Им нужна мать.
Властные пальцы подняли ее подбородок, и Палома не смогла отвернуться.
— В чем же дело? Ты не хочешь видеть, как они растут? Я думал, ты приехала за этим.
— Черт тебя подери, не шантажируй меня, — отчаянно прошептала Палома.
— Ты дашь мне все, моя прекрасная, горячая женщина.
Джон склонился и поцеловал ее грудь. Палома внутренне сжалась, стараясь не поддаться его ласкам.
— Прекрати, — взмолилась она.
Кожей она почувствовала улыбку на его губах, и волна желания подкатила снова. Джон тоже был возбужден.
— Нет, не сейчас. Ты не можешь! — шептала Палома.
— Твои прежние любовники были послушнее? Прикоснись ко мне и почувствуй, могу я или нет.
Палома отвернулась и закрыла глаза.
— Почему нет? — мягко спросил он. — Ты современная женщина. Тебе было легко сдерживать своих любовников? Мною управлять труднее. Я буду целовать тебя всю, каждый дюйм твоей шелковистой кожи, чтобы изучить тебя и найти путь к тебе в самую темную ночь.
Палома молча покачала головой.
— Да, — настаивал Джон. — Подумай, Палома. Ты же хочешь за меня замуж, и знаешь это так же хорошо, как и я.
— Но почему ты так изменился? Что произошло? Еще совсем недавно ты относился ко мне по-другому.
— С тех пор как тебе исполнилось семнадцать, меня тянуло к тебе. И не только меня. Мы оба противились взаимному влечению. Прошло одиннадцать лет, но ничего не изменилось. Пришло время сдаться.
Палома хорошо себя знала. Если она согласится теперь, то очень скоро возненавидит Джона, потому что не получит от него того, чего хочет. А хотела Палома многого: настоящей любви, нежности, страсти до самозабвения. Любить — значит делать счастливым другого. А Джона пока не волновало, счастлива ли Палома. Ему нужна была любовница, хозяйка, мать для дочерей, женщина, которая не тронет его душу и не потревожит светлую память об Анне.
— Я не стану куклой в твоих руках, — решительно сказала Палома.
