Кара Колтер - Озорной купидон
Тернер подумал, что Шейла из тех людей, которые вкладывают в работу все свое сердце и душу.
Она стояла рядом, когда Тернер накинул на Энджи тоненькую шерстяную попону.
— Видишь? Как раз над холкой. А потом ты можешь потянуть ее назад, и ее шкура останется совершенно гладкой. Так она не будет стираться.
Шейла придвинулась еще ближе, прикоснувшись к нему, когда распрямляла седельную подушку, а потом привязывала ее поверх попоны. Ее запах околдовывал его.
— Правильно?
Этот чудесный запах исходил от ее волос. У него пересохло в горле.
— Да, — хрипло ответил Тернер. — Именно так. — А теперь отойди в сторону, подальше, пока я окончательно не потерял голову.
Но вместо того, чтобы произнести это, он продолжил свои мучения, помогая справиться с седлом, и подсказал, как затянуть подпругу и завязать последний узел.
Справившись наконец со своей нелегкой задачей, Шейла одарила его улыбкой, от которой его сердце окончательно растаяло.
— Я хочу попробовать еще раз, — попросила Шейла, — чтобы убедиться, что я все поняла. — Это он виноват, что я не могла как следует сосредоточиться, подумала Шейла. От него исходил изумительный мужской аромат, от которого у нее кружилась голова.
Она начала все сначала.
— Вот черт! Прости.
В его глазах заплясали искорки смеха, и эти глаза казались сейчас темными как ночь, скрытые от нее полями ковбойской шляпы.
— Ты ведь сейчас не сочиняешь стихи для Поппи. Все в порядке. Раньше мне уже приходилось слышать это слово.
Шейла едва сдерживала дрожь, чувствуя его присутствие рядом с собой. Ком, застрявший у нее в горле, стал единственным узлом, который ей удалось завязать самостоятельно.
— Вот, смотри.
Тернер подошел к ней совсем близко. От него исходил дразнящий чувства аромат, чудесный запах мыла и солнца и еле уловимый запах кожи.
В его движениях сквозила непринужденная сила, его крепкие обветренные пальцы с легкостью делали то, что казалось ей невероятно сложным.
Ее пробирала внутренняя дрожь, когда она думала о его руках, которые могли гладить и ласкать женщину, доводя ее до неистовства.
— Ты о чем-то задумалась? — прошептал он ей на ухо.
Его дыхание было теплым и чувственным.
— Это грезы наяву, — ответила она. — Моя плохая привычка.
— Это опасно, когда рядом лошади.
И рядом с некоторыми мужчинами.
— Хорошо, — сказал Тернер, — а теперь приятная часть.
Взгляд ее мятежных глаз скользнул по его губам.
— Ты хочешь прокатиться, правда?
— Конечно, — с запинкой ответила Шейла. — Просто мне показалось, что нам только что было очень весело.
Он улыбнулся.
— Но когда мы с тобой поскачем к той ограде, нам тоже будет весело. Я обожаю лошадей и люблю все, что с ними связано, даже уборку конюшен. Сколько раз ты ездила верхом?
— Не очень много. Можно пересчитать по пальцам.
— Хорошо, забирайся на лошадь, и давай взглянем, на что ты способна.
Шейла поставила ногу в стремя и потянулась вверх, чувствуя себя ужасно неуклюжей. Она долезла до половины и застряла, но вдруг, к своему великому ужасу и одновременно восторгу, почувствовала, как сильная рука поддержала ее за ягодицы и подтолкнула в седло.
Шейла не знала, поблагодарить Тернера или дать пощечину. Ей пришло в голову, что она сумеет это решить по выражению его лица.
Шейла взглянула на него. Тернер казался серьезным и торжественным, и если в его глазах и таился подозрительный огонек, его скрывала тень от ковбойской шляпы.
— Я очень давно не делала этого.
— У тебя все получилось. Хорошо, а теперь пусть она пройдет шагом.
Шейла сделала, как он просил. Как только лошадь начала двигаться, Шейла ощутила восхитительное состояние свободы, почувствовала, что становится единым целым с этим прекрасным животным и растворяется в успокаивающем ритме движений.
— А теперь переходи на рысь.
Шейла чуть стиснула ногами бока лошади и слегка ударила ее пятками, вспомнив давний урок верховой езды, и та перешла на рысь.
— Если ты готова, то сделай круг.
Шейла послушалась, и неожиданно ей пришло в голову, что никогда раньше она не была так свободна, так независима, как в этот момент, и ее с головой захлестнуло это восхитительное, незабываемое чувство.
Она натянула поводья, и лошадь осторожно остановилась.
Тернер вскочил на своего коня одним грациозным прыжком.
— А ты неплохо ездишь верхом, — заметил он. — Это высокая похвала, ведь я бывалый ковбой. У тебя хорошая посадка.
Шейла почувствовала, что краснеет.
— Я имел в виду то, как ты сидишь на лошади. Но другая часть тоже неплоха.
Ну, дай ему пощечину, подумала Шейла.
Но она не сделала этого, а просто рассмеялась, Тернер тоже расхохотался. Они направили своих лошадей к дороге, проходящей мимо его дома. Эбби, которая как раз развешивала белье на веревке, помахала им рукой.
Тернер тихо выругался, и Шейла пригляделась повнимательнее, чтобы рассмотреть, что развешивала Эбби.
На веревке аккуратным рядком висели его трусы и майки.
Ники и Даниэлла выскочили со двора на своих воображаемых деревянных лошадях и побежали рядом с ними, а затем Тернер отправил их назад, пообещав, что скоро они тоже прокатятся верхом.
Вдвоем они отправились в путешествие по длинной извилистой дороге, по которой Шейла приехала сюда. Ей показалось, что с тех пор прошло много лет.
И вдруг Тернер направил своего коня в бескрайние степные просторы. Шейла подумала, что он не случайно выбрал то место, где они свернули с дороги, и оно наверняка было с чем-то для него связано.
Ее спутник непринужденно возвышался в седле и, казалось, был рожден для верховой езды, что, впрочем, соответствовало истине.
— Я представляю тебя верхом на свирепом жеребце с дикими глазами, которые мечут молнии, — сказала Шейла.
— Как в кино?
— Точно.
— Он встает на дыбы и несется вперед?
— Точно так!
— Мне не хотелось бы иметь такого коня. Я хочу, чтобы моя верховая лошадь была спокойной и послушной, как этот старый приятель.
— Ну и как ты делаешь их такими, как он? Расскажи мне все с самого начала.
Тернер взглянул на нее, чтобы понять, шутит она или говорит серьезно. Но она не шутила, и он сразу понял это. Шейла испытала странное удовольствие, что он сумел прочитать ее мысли. И Тернер начал свой рассказ о том, как он воспитывает дикого жеребенка, как приручает его.
— Черт побери, — сказал он, ласково улыбнувшись, и эта улыбка была такой чувственной, что у нее все сжалось внутри. — Готов поспорить, что до смерти наскучил тебе своими рассказами.
