Кейт Уолкер - Загадочная история Рэйчел
Где она научилась всему этому? Проводить пальцами по линиям его твердых мышц и чувствовать их содрогание? Какой инстинкт подсказал ей, где и как целовать, чтобы из его груди вырвался наконец этот стон, свидетельствующий о полной и безоговорочной капитуляции?
Она не узнавала себя, в ней рождался новый, еще незнакомый ей человек.
— Рэйчел…
Он хрипло выдохнул имя, когда ее никем не обученные руки двинулись вниз, стремясь узнать о нем все.
— Рэйчел! — Теперь это был крик предупреждения, протеста. — Нет!
Но именно этого протеста Рэйчел не желала слышать. Ее вел какой-то первобытный инстинкт, заставляя двигаться в древнем, как мир, ритме.
Его лицо, нависшее над ней, вдруг сделалось незнакомым: не было мягкости и терпения, остались лишь желание и неприкрытая страсть.
— О Боже! Я хочу тебя!
Внезапная боль словно вырвала душу из тела, унесла весь жар расплавленного золота, весь неземной восторг и оставила холод, опустошенность и шок. Сила разочарования была как удар в сердце.
Как такое могло случиться? Неужели это то, чего она так страстно желала; и что ей теперь делать? Зачем ей оставаться здесь, потерянной, униженной, преданной, — ждать, пока он получит наконец все свое удовольствие, которое для нее теперь осталось где-то за горизонтом?
В злобе, обиде и гневе она сжала кулаки и яростно заколотила ими по широким плечам, которые по-прежнему прижимали ее к постели.
— Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя! Я хотела не этого…
— Я знаю…
Последовал глубокий, раздраженный вздох, и Габриэль перевернулся на бок, возвращая ей свободу.
— Поверь, я знаю.
Она не успела вскочить — его руки обхватили ее, притянули ближе и сжали так сильно, что Рэйчел едва не задохнулась. Она хотела освободиться, но не смогла даже шевельнуться.
Когда его прерывистое дыхание слегка успокоилось, а сердце перестало неистово колотиться, он осторожно взял обеими руками ее лицо и наклонился над ней.
— Прости, милая, — шептал он, покрывая нежными поцелуями ее залитое слезами лицо. — Я ужасно виноват — я не должен был этого допускать ни за что на свете. Но ты так красива, так невинна и чувственна! Ты открылась так сладостно и щедро, что я потерял голову. Я слишком жаден, слишком себялюбив. Обещаю — в следующий раз все будет по-другому.
В следующий раз?!
— Нет!
Не будет никакого следующего раза! Она не сможет пройти через это снова. Она неистово трясла головой, ее блестящие волосы разметались по подушке.
— Нет!
Однако — кто бы мог подумать? — его поцелуи сломили ее сопротивление. Они околдовывали, соблазняли, гипнотизировали, обманывали, вытягивали из нее те хрупкие ростки отклика, который, как она думала, пропал и никогда не вернется.
— Спокойно, милая, — убаюкивал Габриэль, — доверься мне. Позволь, я покажу, как это должно быть, как бывает, когда нет боли, а есть только удовольствие. Я верну тебе тот восторг и чудо, которые ты подарила мне. Доверься. Обещаю, я не разочарую тебя.
Он перемежал слова поцелуями, его руки двигались, прикасались, гладили, и она уже знала, что не только не может, но и не хочет сопротивляться. Нежность смывала и уносила прочь ледяное ощущение потери, которое сковало ее несколько мгновений назад.
Еще не понимая, что происходит, она чувственно изгибалась под его ласками, тихое мурлыканье от удовольствия скоро перешло во вздохи и стоны и, наконец, в крики восторга.
Она смутно помнила горячие дорожки поцелуев по телу, к груди и сладкую агонию желания, затопившего ее.
Габриэль мощным движением, заставившим ее хватать ртом воздух, снова проник в нее, но теперь это была не боль, а удивительное, чудесное ощущение наполненности.
— Так-то лучше. — Его голос дрожал, сдерживая мрачный смешок и еще более мрачный триумф. — Намного лучше. Но бывает еще лучше…
— Еще! — с искренним недоверием прошептала Рэйчел.
Еще лучше? Это невозможно!
Но Габриэль показал, что возможно.
Щедрость и терпеливость пришли на смену страсти и нетерпению. Каждое движение было обдуманно и осторожно. Губы целовали, дразнили; руки гладили, ласкали, находя все новые точки наслаждения.
Она была смыта, унесена горячим потоком чистой эротики, и, словно угадав ее желание, Габриэль напрягся, его движения сделались более мощными и ритмичными, ласки стали жестче, требовательней; наконец светящаяся точка на горизонте приблизилась и коснулась ее.
Неизъяснимый экстаз овладел ею, поднимая все выше, пока там, на самой вершине, она не почувствовала, что сейчас умрет.
Но каким-то чудом она осталась жива и начала медленно спускаться на землю, обнаружив себя в надежных руках Габриэля. Его дыхание с трудом вырывалось из груди, как и у нее, сердце стучало в том же отчаянном ритме первобытного наслаждения.
— Сейчас это… — проговорил он одними губами — голос у него все еще дрожал от страсти, — это именно то, зачем ты пришла сюда, не так ли?
— Рэйчел? С тобой все в порядке?
Она вздрогнула от неожиданности — тихий голос прозвучал как взрыв. Рэйчел резко обернулась и увидела перед собой темную мужскую фигуру.
— Прошу прощения — я не хотел напугать тебя.
Рука успокаивающе легла ей на плечо.
— Все в порядке?
Это был все тот же голос, только в ее воспоминаниях он дрожал от страсти и низкий бархатистый тон его свидетельствовал о наслаждении; сейчас он звучал холодно и ровно, разве что с некоторой ноткой беспокойства.
— Я…
— Ты так долго ходила за своими рисунками, что я встревожился. Я подумал, может, ты почувствовала себя нехорошо. Был напряженный день…
— Со мной все прекрасно!
Рэйчел энергично тряхнула головой, чтобы сбросить остатки наваждения. Освободившись от руки Габриэля, она бросила на него презрительный взгляд. Ее глаза сверкали, как бриллианты.
— Все нормально. — Ей хотелось бы дрожать чуть меньше. — А ты не имеешь права входить сюда…
Его нахмуренное лицо еще более помрачнело. У Рэйчел мурашки пробежали по спине.
— Это почему же? — хрипло спросил он. — Мой отец умер меньше недели назад, лишь сегодня утром мы его похоронили, и я уже куда-то не могу входить в этом доме, который некогда был моим родным. Эта самая комната была моей.
— Я знаю…
Рэйчел почувствовала укол совести; но она не хотела видеть его здесь. Слишком многое напоминало о прошлом, и — она была готова поверить — их тени еще витали над ними, сегодняшними.
— Но сейчас эта комната моя!
Взгляд, который он бросил на нее, был словно удар молнии. Она подумала, что он действительно способен превратить ее в кучку пепла.
