Салли Уэнтворт - Жена на все случаи жизни
«У них остались близняшки. Одна девочка. Один мальчик. Младенчики шести месяцев. Сейчас их опекает сестра жены — совсем юная девушка. Больше у них нет родни. Но скоро их тетя поедет в Варшаву, учиться. В университет. Она туда не сможет взять малышей, и их придется отдать в чужую семью».
После этого места шло несколько зачеркнутых строчек, словно Пшибыльская искала слово поточнее, но так и не смогла найти. Далее письмо гласило:
«Но никто не хочет брать близнецов. Значит, придется им жить в приюте, или, может, кто-то возьмет одного, а кто-то другого. Вот я и вспомнила про вас, вдруг вы с Бойдом захотите стать родителями для осиротевших детишек. Это можно устроить. Их юная тетушка не против. А больше некому их взять. У них нет никого. Ни бабушек, ни дедушек.
Может, вы подумаете об этом? Малыши прелестные, страшно милые, со светлыми головенками. Мать с отцом были люди хорошие и очень умные. Вы им поможете? Возьмете их к себе как своих?»
Клер отложила письмо в сторону и в волнении поднялась с кресла. Ее сердце разрывалось от жалости к осиротевшим близняшкам. Но как Пшибыльская с такой легкостью могла говорить об усыновлении? Нет, это просто немыслимо.
Ей говорили про усыновление и раньше — в больнице. Но Клер не соглашалась, потому что не желала признавать собственного поражения.
Она видела в мечтах своего ребенка — мальчика, который вырастет похожим на Бойда, или девочку, которую она научит рисовать. Она все еще не отказалась от своей мечты, надеялась, что медицина ей поможет.
Но врачи с сомнением покачивали головами, не оставляя никакой надежды, а Бойд даже взял с нее обещание, что об этом больше не будет и речи. Конечно, ради ее собственного блага: выкидыши могли довести ее до умопомрачения.
Но Клер наперекор всему надеялась, а усыновление напрочь перечеркивало надежды. Она не стала дочитывать письмо до конца. Дрожащими руками вложила его обратно в конверт и швырнула недочитанным в корзину для мусора.
Все еще дрожа от волнения, она вбежала в гостиную и набросилась на кипу подарков, которые надо было упаковать, словно это была неприятельская армия. Она яростно запаковывала подарки, а перед глазами стояли несчастные осиротевшие близнецы. Со светлыми головенками.
И Пшибыльская тоже хороша, предложить такое! Как будто в Польше мало бездетных пар, мечтающих об усыновлении, продолжала доказывать свою правоту Клер. Да и вообще, разве правильно, чтобы дети покидали свою родину? Это просто смешно. Вернее, не смешно, а крайне странно.
Она вышла из гостиной и, чтобы успокоиться, решила пойти в мастерскую и немного поработать.
На всякий случай она поставила будильник на пять часов — чтобы не забыть о времени. Поработав, пошла на кухню и помыла кисти, а потом стала готовить ужин для Бойда. Когда кастрюля с едой была уже в духовке, Клер решила вынести мусор.
Взяв ведро, она сделала несколько шагов и остановилась. На самом верху сиротливо — немым укором — лежало письмо из Польши.
Несколько мгновений она стояла в застывшей позе, потом вынула письмо из ведра и пошла выносить мусор. Вернувшись в дом, решила перечитать письмо. Пшибыльская так плохо пишет по-английски, что ее немудрено понять превратно, думала Клер.
Она снова прочла письмо. Нет, она, конечно, поняла все правильно. Действительно, дети пока находятся у юной тетушки, которая собирается учиться и, видимо, в будущем заводить собственную семью. Она, естественно, будет рада устроить малышей в надежные руки.
Но какое все это имеет отношение к ней? Клер вздохнула и снова отложила письмо, на сей раз не в корзину, а в ящик письменного стола. Придется отвечать, тоскливо подумала она.
А отвечать очень не хотелось. Конечно, Пшибыльская написала письмо с самыми добрыми намерениями. Тон такой искренний, такой участливый. Обижать ее молчанием грешно.
И грубо. Кроме того, она может подумать, что письмо просто не дошло, и напишет снова. Так что ответить надо, только не сейчас. Время еще есть.
Когда пришел Бойд, они вместе поужинали. Затем он посмотрел футбольный матч, а Клер закончила укладывать подарки. Бойд стал просматривать открытки, полученные по почте: он всегда любил это делать.
Клер не сказала ему про письмо из Варшавы. Адресовано оно ей, можно не докладываться.
Неожиданно ей пришло в голову, что она понятия не имеет, как он относится к проблеме усыновления. Они об этом никогда не говорили. Она стояла в задумчивости, глядя на него и вертя в руках какой-то сверток с очередным рождественским подарком. Гадала, что он может думать по этому, столь волнующему ее вопросу.
— Что, забастовала? — голос Бойда вырвал ее из раздумья.
— Нет, просто задумалась.
— О чем?
— Не спутала ли я два подарка.
— Не может такого быть, — ответил он. — У тебя феноменальная память.
— Старею.
— С каких это пор?
— С сегодняшнего дня.
— Почему же ты не подойдешь ко мне для разубеждения? — спросил Бойд.
Она улыбнулась и подошла. Он посадил ее на одно колено и поцеловал. Они немного поболтали, потом оба рассмеялись и снова поцеловались.
И вот наступило Рождество. В последний рабочий день перед каникулами Клер заехала за Бойдом на работу и увезла его домой. Назавтра они отправлялись в гости к ее матери.
Там они провели пару дней. Кроме них к матери приехал погостить ее брат с женой, они привезли двух своих мальчишек. Старший уже дорос до понимания рождественских чудес, которых с нетерпением ожидал: заранее вывесил свои цветные чулочки над кроваткой.
Родители долго ждали, пока он уснет. Сон одолел его лишь около полуночи. Тогда они, крадучись, скользнули в его комнатку с подарками в руках. Оба были возбуждены и радовались рождественскому чуду не меньше сына.
Клер стало больно от вида родительского счастья, и Бойд сразу понял это. Он тут же постарался ее отвлечь, втянув в какую-то шумную дурацкую игру. А потом принес ей в постель немного выпивки, и они уснули.
Дети встали рано и завизжали от радости, увидев, что чулочки полны подарков. Клер проснулась и, осознав, что означают эти крики, заплакала. Бойд тоже проснулся. Он обнял ее и долго гладил по голове, пока она снова не уснула.
На следующее утро они сразу, не заезжая к себе домой, поехали к бабушке Бойда. Там тоже было полно счастливых детишек, которые нетерпеливо разрывали красивые бумажные обертки и визжали от радости, рассматривая подарки.
Угощение было давно готово, так что даже на кухне она оказалась не нужна. Единственное, что ей оставалось, — это беседовать с другими бездетными и одинокими людьми.
