Лори Фостер - Удачный контракт
— Ничего я не боюсь! — Оливия не знала, что еще сказать. Открыть Тони всю ужасающую правду? Нет, никогда!
— Противоестественно для такой женщины, как ты, до сих пор оставаться одинокой.
— Для такой женщины, как я? Что ты хочешь этим сказать?
Тони закрыл глаза.
— Прошу прощения. Я совсем не то хотел сказать. Просто… Просто я никогда не думал о тебе такой, какая ты есть. Ты всегда выглядела милой, но ужасно деловой и… и отстраненной. А сейчас передо мной теплая, заботливая женщина, — он усмехнулся, — в очень сексуальном белье. Женщина, которая выглядит чертовски сладкой и нежной и просто сводит меня с ума. Кто бы мог подумать!
— Тони…
— Я не понимаю тебя, Оливия, но очень хочу понять. Очень!
— Но зачем?
Он невесело усмехнулся.
— Не впадай в панику. Я обещаю не предлагать тебе флердоранжа и обручальных колец… Просто… просто ты мне нравишься чуть больше, чем следовало…
— Это бывает после секса. Мужчины всегда чувствуют подобное. Поверь мне, это пройдет!
Тони подался вперед, намотал на палец прядь ее волос, затем осторожно повернул ее лицо к себе и тихо сказал:
— Милая, ты слишком мало знаешь о мужчинах и сексе, чтобы делать подобные умозаключения. — Он нежно пошлепал ее рукой по бедру. — Поскольку я хочу от тебя ребенка, а ты оказалась совсем не той женщиной, которую я знал, я не против узнать о твоей жизни поподробнее. — Он продолжал играть с прядью ее волос, а вторая рука переместилась с ее бедра на талию. — Расскажи мне немного о своей родне, — попросил он тихим, но уверенным голосом.
Ясно, что Тони не собирается отступать и не отступит, и Оливия сдалась.
— Мои родители были бедны, не слишком образованны и много трудились. — Разговор о погибших родителях всегда вызывал у нее долгую и тянущую боль в груди. — Обстановка была более чем скромной, но дом всегда сиял чистотой. Это заслуга мамы.
— Ты была близка с ними?
Она просто не могла вспомнить — и это усиливало боль.
— Нам редко приходилось видеться днем… Но мама при всякой возможности пекла для меня свой особый кекс, а папа целовал перед сном, как бы поздно ни возвращался. Они… они не были счастливы… из-за нашей бедности. — Оливия глубоко вздохнула. — Мои родители любили меня, действительно любили, пытались сделать для меня все самое лучшее, но… иногда ошибались.
Пододвинувшись ближе, Тони провел пальцами по ее волосам и начал поглаживать виски, потом наклонился и поцеловал ее в переносицу.
— Все родители ошибаются, милая.
— Я была единственным ребенком, — продолжала Оливия, — и мы жили на берегу реки в крохотном захолустном городишке под названием Хатсбург, штат Миссисипи. Мама работала в магазине, а отец на заводе. Иногда… иногда он пил слишком много. Это был его способ бегства от действительности, так говорила мать. — Тони молча обнял ее, Оливия еще раз вздохнула. — Они погибли на реке, катаясь на лодке… Вода поднялась после весенних дождей, и лодка перевернулась. Отец был пьян и не мог рассуждать здраво, говорил потом следователь. Он ударился головой, когда выпал из лодки, и умер по дороге в госпиталь. Мать пыталась спасти его, но вода была слишком холодной… Мама заболела и умерла в больнице через несколько дней после отца. Такое вот горе…
Оливия резко тряхнула головой, гоня прочь боль воспоминаний.
Тони ничего не сказал, и у Оливии мелькнула уже мысль, не сказала ли она лишнего. Но Тони приподнял ее подбородок и начал осыпать ее поцелуями.
— Тони… Не дразни меня больше. Клянусь, у меня терпение на исходе, а прямо сейчас нам никак нельзя…
— Нельзя, — согласился он. — Но мне так нравится прикасаться к тебе. Не лишай меня этого удовольствия. — В этот момент его язык проник между ее губ.
— Когда… — сдавленно прошептала она, когда его голова поднялась, а ладонь накрыла ее грудь. — Когда мы сможем попробовать еще раз?..
— Моя мать заберет малышей утром. Тебе завтра на работу?
Его пальцы нащупали ее сосок. Оливия застонала и прошептала:
— Я могу взять завтра выходной.
— Прекрасно. Завтра после обеда мне нужно съездить в город, но я хочу, чтобы ты поехала со мной. Надо тебе кое-что показать.
Оливия попыталась что-то спросить, но Тони прижал ее к подушкам дивана и жадно приник к ее лицу, шее.
— Боже, я мечтал о тебе всегда…
И именно в этот момент раздался тоненький рассерженный голосок, едва не сбросивший ее с дивана.
— Фу! Нашли чем заняться! — Перед ними, расставив тонкие ноги, стоял Люк. На лице мальчика было написано глубочайшее презрение. — Тони, хочу, чтобы ты поиграл со мной в мячик. Мэгги вообще не умеет ловить!
Тони на мгновение задумался, посмотрел на спящего Шона.
— Иди, Тони, — подтолкнула его Оливия. — Если малыш закапризничает, я позову тебя.
Склонившись к ней, Тони провел пальцем по ее губам и прошептал.
— Не хочу оставлять тебя одну.
Люк снова заворчал:
— Вы двое еще хуже мамы с папой!
Оливия не могла не рассмеяться.
— Иди скорей, пока Люк не заболел. Он уже начал зеленеть от злости.
Теперь засмеялся уже Люк и помчался к зеркалу проверить, так ли это.
Оливия шлепнула ладонью по твердому плечу Тони.
— Иди. Я не умру. Просто посмотрю телевизор.
Но посмотреть телевизор ей не пришлось. Как только Тони и Люк вышли во двор, захныкал малыш. Вряд ли он проголодался, рассудила Оливия, ведь Тони перед сном скормил ему целую бутылочку. Наверное, просто хочет на ручки.
Она знала, что делала.
Очень осторожно Оливия взяла Шона на руки, и он, словно маленькая черепашка, вытянул шейку, чтобы взглянуть на незнакомую тетю. Похоже, его раздражала вся эта незнакомая обстановка. Оливия улыбнулась при виде недовольного выражения маленького личика, потом покачала малыша, погладила по спинке. Ответом ей был довольный, здоровый зевок.
Взглянув на большое мягкое кресло рядом с импровизированной постелькой Шона, она устроилась в нем с малышом на руках. Так легко расслабиться, вдыхая сладкий детский запах. И Шон, похоже, подружился с ней — он доверчиво вытянулся на ее руках, прижал маленькую головку к ее груди, уткнул ножки в живот. Подчиняясь инстинкту, Оливия замурлыкала забытую, казалось, мелодию, укачивая малыша.
Когда Тони с Мэгги на руках и Люком, перечислявшим все, что он хочет получить в подарок на Рождество, вернулся в дом, он замер на пороге гостиной, обнаружив в кресле спящую Оливию с Шоном. Даже расшумевшиеся Люк и Мэгги, увидев столь трогательную картину, притихли.
Сердце Тони немедленно признало то, что мозг его так старательно отрицал. Перед ним открылась картина его счастья.
