Кэтрин Гарбера - Любимец фортуны
— «Пеппи Длинныйчулок». Писательницу звали Астрид Линдгрен. Мама говорит, что она хотела, чтобы я так же страстно любила жизнь, как Пеппи.
Астрид посмотрела на Генри и увидела, что он наблюдает за ней с этим своим загадочным выражением лица. Она знала, что наговорила лишнего, но она очень устала. Устала физически, ведь ее организм еще не приспособился к ночному образу жизни, и устала духовно из-за необходимости держаться подальше от Генри. Она хотела, чтобы он узнал, что она за женщина, чтобы взглянул на нее и увидел ее такой, какая она на самом деле.
— Мне это нравится. Похоже, ваша мама знала, что делает, когда давала вам имя, — сказал Генри.
Астрид была в этом не уверена. Какая-то ее часть всегда чувствовала, что ей приходится тяжелее, чем ее сестре. Бетанн была человеком целеустремленным и всегда знала, чего хочет. Она много сделала, многого добилась, а Астрид каждый раз все начинала сначала.
— Я не уверена. Но то, что происходит сейчас, мне нравится, — сказала она.
Генри завладел ее рукой, пропустил свои пальцы между ее пальцами, и так, рука об руку, они и пошли к его машине.
— А вы когда-нибудь думали о том, какие имена дадите вы своим детям?
Астрид почувствовала, что слезы начинают щипать ей глаза, и отвернулась от Генри.
— Астрид?
Она покачала головой:
— Наверное, в честь моих родителей. А вы?
— Я всегда хотел назвать сына в честь великого регбиста Джонни Вилкинсона.
— Надо надеяться, ваша жена будет поклонницей этого вида спорта, — сказала Астрид. Она старалась говорить легко, хотя знала, что дети никогда не будут для нее легкой темой. И как получилось, что они заговорили об этом?
Генри не хотел говорить о детях. Честно говоря, он всерьез задумывался о детях только дважды, когда на свет появлялись его младшие братья по матери. Но в голосе Астрид было что-то, что заставило его попытаться развить эту тему. На в общем ничего не значащие вопросы таким тоном не отвечают.
— Как зовут ваших родителей? — спросил он.
— Спенсер и Мэри. Но, право же, мне не хочется говорить на эту тему. Не понимаю, почему мы вообще ее коснулись.
Он открыл дверцу своего автомобиля и помог ей занять место пассажира, а сам обошел кругом, сел за руль, но, прежде чем завести мотор, посидел некоторое время молча.
— Моя мама думала назвать меня Мик, в честь Мика Джаггера, но потом сказала, что хочет дать мне имя человека, который всегда ее любил.
— Это очень трогательно, — заметила Астрид. Она невольно задумалась о том, что Генри, наверное, было нелегко расти в тех условиях, в которых он рос. — А почему вы стали играть в регби? Не проще ли было бы стать музыкантом? — И тут же прикрыла рот рукой: ей вдруг пришло в голову, что он, возможно, не умеет петь. — Или, может, вы не умеете петь?
— Умею, — сказал Генри. — Не очень хорошо, но умею.
— Тогда почему?
— Я — тяжелый случай, — ответил он, заводя мотор. — Я не хотел, чтобы обо мне говорили, что я пришел на готовенькое. Я начал играть в регби, когда мне было восемь лет. Я успел понять, что расту в лучах славы моей матери и тягостных обстоятельств моего рождения. И решил, что если добьюсь чего-нибудь, то только сам. Где вы оставили машину?
— Около Ватерлоо.
Он нажал на стартер. Машина тронулась.
— Вы очень разумный человек, раз сумели сделать свой выбор в таком возрасте. Бетанн такая же. Она всегда хотела стать юристом. И стала.
— А вы?
— Я всегда хотела жить в Лондоне, — ответила она с усмешкой. — Меня влекла кипучая жизнь большого города, возможность быть в центре событий...
— Тогда почему вы не живете в городе?
— У меня хватает денег только на квартиру в Вокинге. Мои подружки, с которыми я делила жилье, теперь замужем... Короче, я живу в Вокинге.
— Я хотел спросить, как получилось, что вы стали работать в музыкальной индустрии? — Генри въехал на парковочную площадку, где стояла машина Астрид.
— Моя машина на втором уровне, — сказала она. — После университета я нашла работу секретарши в группе Мо Роллинса, а потом, так сказать, продвинулась по службе. Самое удивительное, что эта работа нравилась мне все больше и больше. Вот этот зеленый «форд-фьюжн».
Генри притормозил рядом с ее машиной. Она взяла свою сумку и хотела распрощаться, но он не собирался так просто ее отпускать.
— А теперь вы работаете у меня... И вам все еще нравится это дело? — спросил он.
— После такого вот вечера? Спрашиваете. Я просто влюбилась в «Икс-Эс-Ю». Вы подпишете с ними контракт, и я буду с радостью наблюдать за их профессиональным ростом.
— Согласен. Это здорово. Я думал стать чем-то вроде спортивного импресарио или агента.
— Почему же не стали? Я помню телешоу, которое вы вели несколько лет назад. Вы рассказывали о людях, которые помогают детям найти свое место в мире спорта.
— Помните? Вы смотрели это шоу?
— Иногда, — призналась Астрид. — Как вам удалось его сделать?
— Мама знает разных людей в развлекательной индустрии, и после моей травмы она стала знакомить меня с ними.
— Похоже, она очень вам помогла.
Генри рассмеялся:
— Она беззастенчиво вмешалась в мою жизнь. Я сказал ей, что буду жить на доходы с моих вкладов и устраивать пирушки. Тогда она стала жать на все кнопки и представлять меня всем, кто мог бы заставить меня работать.
— И добилась своего, не так ли?
— Да. Добилась. Я организовал это шоу. Кроме того, вел переговоры с человеком, который был моим агентом, когда я играл в «Лондон айриш». Но это оказалась очень скучная работа. По крайней мере для меня.
— И тогда вы обратились к музыкальной индустрии?
— Да. У меня были связи в мире музыки, — ответил Генри.
— И это сближает вас с вашей мамой.
— Да, именно так. Хотите заехать ко мне на чашку чая?
— Что-что?
— Я не хочу, чтобы этот вечер заканчивался. Думаю, и вы этого не хотите, — сказал он.
Какую-то секунду она колебалась, потом ответила:
— Я не хочу, чтобы этот вечер кончался, но завтра утром у меня много работы.
— Я знаю вашего начальника.
— Да. Именно это меня и смущает. Трудно найти разумное совмещение служебных и личных отношений.
— Думаете? Компания «Эверест групп» не считает близкие отношения преступными, так что вы можете не опасаться за свое место.
— Могу я за него не опасаться и в том случае, если скажу, что хочу поехать домой?
— Конечно. Я думал, вы успели достаточно узнать меня. А если нет, самое лучшее, что вы можете сделать, — действительно отправиться домой.
Астрид прикусила губу:
— Извините меня.
— Все в порядке. Надеюсь увидеть вас завтра на работе.
— Да, — сказала она и вышла из его автомобиля.
Он смотрел, как она идет к своей машине. Прежде чем обернуться к нему, она открыла дверцу и бросила свою сумочку на сиденье.
