Карен Смит - Достойный любви
— Я бы с радостью, но… Впрочем, Эмбер, наверное, согласится побыть с Дэнни.
Он глядел в ее глаза… и тонул в них.
— Ты уверена, что готова оставить Дэнни на нее? Ведь мы уедем в субботу после обеда, а вернемся только в воскресенье.
— Дэнни будет хорошо с Эмбер. А давно ты запланировал выставку? Такое ведь за день не делается.
Нат с облегчением вздохнул: она поедет!
— Владелец галереи уговаривает меня вот уже пару лет. До недавних пор мне удавалось устоять. — Действительно, Нат никогда ни у кого не шел на поводу. — Но теперь я, кажется, созрел.
Сара же была искренне рада, что он впускает ее в свою жизнь.
— Вернисаж будет роскошный? Понадобится мне вечернее платье?
— А как же! — усмехнулся Нат. — Насколько могу судить по опыту, сойдет любое. Но учти, после открытия я приглашу тебя в шикарный ресторан.
Сара сейчас походила на девочку, которой посулили дорогую игрушку.
— Лет сто не покупала себе нового платья! Это будет здорово!
— Ты замечательно выглядишь в любом наряде. — Помимо его воли голос Ната дрогнул. Искорка, вспыхнувшая в сердце после первой их встречи, теперь превратилась в бушующее пламя. — Ты пообедаешь со мной, если я пообещаю сдерживаться, когда официант станет с тобой заигрывать?
Сара подалась вперед, и от запаха ее духов у Ната закружилась голова.
— Охотно. Я голодна как волк.
Верный своему слову, Нат действительно заказал два отдельных номера в отеле неподалеку от галереи. Когда он ушел к себе в номер, чтобы переодеться, Сара принялась рассматривать комнату. Интерьер был изумителен — мебель в стиле Людовика XIV с обивкой цвета чайной розы, шелковые занавески, огромная кровать…
Она как раз подкрашивала губы, когда раздался стук в дверь. Войдя в номер и окинув Сару быстрым взглядом, Нат восхищенно присвистнул.
Тоненькие бретельки поддерживали облегающий черный лиф ее платья с широким бирюзовым кушаком и пышной юбкой с такого же цвета оборкой. Он залюбовался ее лицом и высокой изящной прической. Такой он ее еще не видел.
— Ты восхитительна! — вырвалось у него.
Сара залилась краской. Впрочем, она сама была поражена не меньше, увидев Ната в черном смокинге. Снежно-белая крахмальная рубашка подчеркивала его бронзовый загар. Он был просто ослепителен… и почти неузнаваем. Но вот он обнял ее и поцеловал так крепко, что она задохнулась — не от недостатка воздуха, нет, а от жгучего желания…
Оторвавшись от ее губ, он еле слышно прошептал:
— Плакала твоя помада!
Ее пальчик скользнул по его губам.
— Да, на твоих губах ее, пожалуй, теперь даже больше, чем на моих! Но это поправимо. — И тут в глазах у нее заплясали озорные чертики: — Если, конечно, не желаете повторить, сэр!
Он кивнул в сторону кровати.
— Если мы это повторим, то до утра не выберемся из номера.
Сара невольно тоже поглядела на кровать… Когда она, стоя у зеркала, вновь подкрашивала губы, ее рука дрожала. Нат же с нарочито безразличным видом смотрел в окно, бренча мелочью в кармане.
— Эй, Нат! — Сара дотронулась рукой до его плеча. — Ты что, нервничаешь?
— Кто, я?
Но ее было не обмануть.
— Тебе не о чем беспокоиться. Ты знаешь цену своим работам.
Он скривил губы в скептической гримасе.
— Ну, ты не так много их видела…
— Достаточно, чтобы понять: твои фотографии — настоящие произведения искусства. Иначе с какой стати владелец галереи столько времени тебя уговаривал?
Он нервно поправил и без того безупречно завязанный галстук.
— Не знаю, какого мнения будут о них критики. Вполне возможно; то, что нравится мне, придется им не по вкусу.
Сара поймала его руку и дружески сжала.
— Но тебе-то они по вкусу?
— Конечно.
— А все остальное не имеет значения, — уверенно произнесла Сара.
Серые глаза Ната потеплели.
— Ты очень добра ко мне.
— И ты тоже добрый. — Она погладила лацкан его смокинга. — Надеюсь, Дэнни сейчас хорошо с Эмбер…
— Она прекрасная нянюшка.
Нат никогда не старался успокоить ее — просто рядом с ним тревога как-то сама собой улетучивалась.
— Пойдем-ка и заставим критиков написать самые восторженные статьи в их жизни!
Владелец галереи Уоррен Сильвен прислал за Натом лимузин и лично встретил его с Сарой на пороге. Это был невысокий, но крепкого телосложения человек лет пятидесяти, пышущий энергией. Он тотчас увел куда-то Ната, а Сара отправилась рассматривать развешанные по стенам работы.
Каждая его фотография была маленьким шедевром. Вот дельфины, застывшие в прыжке, окруженные алмазным ореолом брызг. Вот ночные пейзажи — освещенные окна домов, похожие на диковинные созвездия, выступающие из мрака силуэты зданий… А вот студенческая демонстрация. Рядом с ней забавнейшая серия — малыш пытается победить непослушные длинные спагетти. Сара, помимо воли, расхохоталась.
Внезапно сильная рука приобняла ее за плечи.
— Ну и каково мнение уважаемой леди?
— Знаешь, в твоих фотографиях больше жизни, чем в самой жизни! Как у тебя это получается? Ну, погляди на этого человека! Каждую морщинку хочется потрогать…
— Я беседую с каждым, кого снимаю. Во время разговора человек не застывает, как статуя. Хорошая фотография рассказывает о том, что чувствует не только модель, но и сам фотограф.
Сара уловила отличительную черту работ Ната. Все они были построены на контрастах — свет и тьма, юность и старость, красота и безобразие. Скучных, проходных сюжетов здесь просто не было.
Она указала на одну из работ — черное небо, изрезанное зигзагами молний.
— А это как ты сделал?
Нат с трудом оторвал взгляд от Сары и посмотрел на фотографию.
— Это я снимал на собственной террасе, во время грозы. Поставил камеру на штатив, открыл затвор на двадцать минут — вот и все.
Фотографии истощенных эфиопских детишек взволновали Сару до глубины души, а бездомные старики, скрючившиеся от холода среди сугробов, заставили сжаться ее сердце. Да, Нат не просто художник — он умеет искренне сострадать своим персонажам…
На самой дальней стене галереи, в стороне от прочих, висела фотография. Сара и Дэнни. Снимок был сделан тогда, когда они втроем гуляли в парке. Лицо склонившейся над сыном Сары озарено мягким закатным светом. Блестящая волна каштановых волос контрастирует с нежно-розовым личиком младенца. Его крошечная ручонка тянется к материнской щеке…
Глаза Сары наполнились слезами. Нат всегда говорил, что его фотографии правдивы. Он запечатлел не только любовь Сары к малышу, но и свое собственное чувство к ним обоим. Ну почему она все еще сопротивляется?.. В конце концов, какое значение имеют его постоянные разъезды?..
