Дэни Синклер - Крутой поворот
— Вы не могли завести нормальные кровати? — проворчала она. — Они стоят на месте, и успокаивать их не нужно.
Спенсер засмеялся.
— Да, но нормальные кровати не так привлекательны для маленьких детей, которые целый день плескались в озере. Бабушка купила эти матрасы, чтобы нас было легче уложить спать и чтобы мы не бузили по ночам. Мы воспринимали водяные матрасы как приключение.
— Ах, значит, это приключение?
Ее саркастичный тон насмешил Спенсера.
— Вот видишь? Наступает покой.
— Покой — это хорошо. Как мне выбраться из этой штуки?
Она повернулась, на что кровать немедленно отреагировала.
— Опять ты вертишься, — упрекнул он девушку. Снова она коснулась его тела, и он был рад, что одеяло скрыло его реакцию.
— Я как в ловушке!
— Просто двигайся спокойно, осторожно.
— Это уже не смешно!
— Не могу с тобой согласиться. Полежи минуту не шевелясь, — посоветовал Спенсер. — Это всего-навсего старый водяной матрас. Новые раскачиваются не так сильно.
— Прекрасно. Хотелось бы знать, сколько народу угробили старые водяные матрасы.
Спенсер улыбнулся и еще раз прижал ее плечо к кровати. Удивительное плечо! Черт возьми, да в ней все чудесно, как же он может закрывать на это глаза?
— Ну, вот видишь? Волнение стихает.
Блеснула молния. Лицо Керри находилось всего в нескольких дюймах от его лица. Ее глаза неотразимы…
— Ты поможешь мне вылезти отсюда?
Смысл ее слов с трудом проникал в его затуманенный мозг.
— Да, если настаиваешь.
— Настаиваю.
— Этого я и боялся. Между прочим, в грозу бабушка, бывало, сидела с нами и рассказывала захватывающие истории, как раз под стать погоде.
— Ты хочешь рассказать мне сказку? — с легкой насмешкой спросила она.
Спенсер придвинулся ближе.
— Не откажусь. А ты хочешь?
— Боюсь, что нет. — Она отбросила волосы назад. — Мне почему-то кажется, что твои истории не будут столь действенны, как бабушкины.
— Возможно.
Не удержавшись, он дотронулся до ее руки. Ее тело напряглось. Как и его собственное. Он слегка прикоснулся к свитеру. Кровать закачалась с новой силой. Она следила за его рукой и, похоже, не обратила никакого внимания на новый удар грома.
— Я лучше встану, — тихо проговорила она.
— Не возражаю.
Еще раз ударил гром. Мужчина и женщина скатились на середину бешено раскачивающейся кровати. Бренна негромко выругалась.
— Говорил я тебе: лежи смирно! Мы столько лет прыгали на этом матрасе, что его надежность сейчас под большим вопросом.
— Я рада. — Она бросила взгляд на его руку, сжимавшую ее запястье. — Не хочешь выпустить меня?
— Вообще-то нет.
Однако его пальцы разжались.
В темноте две пары глаз смотрели друг на друга. Спенсер видел, что память об их поцелуях приводит ее мысли в смятение. А это ему знакомо.
Он помнил сладостный вкус ее губ, ее запах, ее податливость. Ее тихие стоны едва не заставили его забыть обо всем на свете, взять ее и стать ее рабом.
— О чем ты думаешь?
— О том, что хочу еще раз поцеловать тебя, — честно ответил он.
— Это невозможно.
Спенсер умел отдать должное искусству обольщения. Что может быть лучше, чем обольщать и быть обольщаемым, когда партнер тебе нравится? Но в случае с этой женщиной он не мог разобраться, кто из них искушает, а кто поддается искушению.
— Да, невозможно, — прошептал он.
Он придвинулся так близко, что мог слышать биение ее сердца, и она не отстранилась. Лишь краем глаза он заметил молнию — настолько его переполняло желание снова и снова прикасаться к ней.
Очень медленно он провел ладонью по ее подбородку. Она замерла. Рот ее приоткрылся. Вероятно, она и не подозревала, что ее ногти вонзились в его руку. Его палец гладил атласную кожу подбородка и наконец нащупал пульсирующую жилку на горле. Бренна едва уловимо дрожала, и Спенсеру казалось, что ее глаза светятся в темноте.
Полыхнула очередная молния, и водяной матрас неназойливо придвинул женское тело к мужскому. Спенсер вознес молчаливую благодарность бабушке за то, что она не успела поменять эту кровать на более устойчивую модель.
— Это… неудачная… мысль, — проговорила она, с трудом ловя воздух.
— Я знаю.
Ее сердцебиение участилось, а его сердце уже выпрыгивало из груди. Прикосновений мало. Ему нужно проникнуть в нее, в ее зовущее тело. Жаркое, необоримое желание.
— Сейчас у меня полно дурных и безумных мыслей.
— Например?
Этот шепот камня на камне не оставил от его благих намерений. Спенсер сжал ее подбородок. Она вздрогнула, хотя, возможно, виной тому была кровать. Или он. Эта женщина, еще ни разу не прикоснувшись к нему, уносила его за грань рационального. Он уже сжимал ее лицо обеими руками, а кровать отчаянно раскачивалась, и гром беспрерывно грохотал за окном.
В первую минуту Спенсер намеревался только успокоить ее. Сейчас же он чувствовал, что оказался на краю пропасти. Он давно научился владеть своими чувствами и держать себя под контролем. Ни одна женщина не заставила его потерять голову.
До этой минуты.
Ему следовало предвидеть, что влечение окажется чересчур сильным. Он оказался в плену с первой минуты, когда она извивалась под ним на полу спальни Хэддена.
— Ты — как эта гроза, — прошептал Спенсер. — В тебе есть первобытная сила.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и дрожала. Но молния осветила ее лицо, и он разглядел на губах, теплых, созданных для поцелуев, тень улыбки.
— И часто эта фраза работает? — осведомилась она.
— Не знаю. Я никому такого не говорил.
Качающаяся кровать снова сблизила их. Эта женщина была необыкновенно чувственной, сексуальной, возбуждающей.
— Лучше бы ты меня остановила, — посоветовал Спенсер.
Ею пальцы гладили ее по щеке. Невероятно мягкая кожа. Совсем как губы.
— Остановила?
Этот неуверенный вопрос подстегнул его.
— Поздно.
Он прижался к ее губам, все таким же сладким, податливым, как и прежде. Его словно ударило током, когда эти губы жадно ответили ему.
Он гладил ее руки, спину. Свитер все еще разделял их, а Спенсеру хотелось, чтобы между ними не оставалось ничего, кроме страсти. Ему нужно было, чтобы к нему прижималась не ткань, а само ее тело.
А кровать раскачивалась.
Ее пальцы впились в его плечи, ногти невольно царапали кожу, и его мышцы напрягались в ответ.
Она стонала и дрожала. Причем вовсе не из-за стихающей грозы. Следующую молнию Спенсер заметил лишь потому, что она дала ему возможность увидеть лицо девушки.