Дженет Маллани - Счастливое недоразумение
Шад уже в маленькой столовой, в бриджах и запачканных сапогах, читает газету. Должно быть, он до завтрака ездил верхом. Я искренне поражена, что у него были на это силы.
Он встает и кланяется.
Я делаю реверанс.
О, черт, после непристойностей прошлой ночи мы вернулись к этикету?
Мы садимся.
— Чаю, сэр? Какой милый чайник. Это?..
Газета шуршит в его руках.
— Шарлотта, умоляю, не беритесь так за носик. Лакей может войти в любую минуту.
— Как «так»? Ох. Вы имеете в виду…
— Именно, — улыбается Шад.
Я намазываю маслом кусок хлеба, стараясь не слишком ласкать рукоятку ножа, хотя испытываю большой соблазн сделать это. Это очень ободряет — знать, что я могу взволновать Шада самым простым жестом.
Он кладет газету на стол и разглаживает складки на скатерти. О, мне действительно нравятся его руки.
— Я должен объяснить вам про Джона и Эмилию, — говорит Шад и откашливается.
Я не уверена, что хочу слушать рассказы о его бурном прошлом, но киваю.
— Сьюзен Прайс, женщина, которая сопровождала детей, жена моего кучера, — говорит он.
— Она их мать?! — пугаюсь я. — Я думала, она их няня.
— О Господи. — Шад качает головой: — Нет. Их матери, вернее, матерей, здесь нет. Мать Эмилии покинула деревню несколько лет назад. Не знаю, куда она отправилась, наверное, в какой-нибудь промышленный город. Мать Джона умерла при родах. У Сьюзен и моего кучера Мэтью Прайса детей нет, так что все хорошо устроилось. Я ожидал, что они придут, но, уверяю вас, не хотел, чтобы они вторглись на нашу свадьбу таким способом. Они живут в помещении над каретным сараем, но дети вас не будут беспокоить. Их появление, должно быть, потрясло вас, и я…
Робертс входит в комнату с письмом для Шада. Я ожидаю, что Шад отложит письмо в сторону, но он распечатывает его и улыбается:
— Превосходные новости. Бирсфорд вернется в Лондон со дня на день. — Шад передает письмо мне.
Я читаю, пораженная ужасными ошибками Бирсфорда и скучными описаниями мест, которые они посетили, однако рада коротенькой приписке Энн.
— О! — восклицаю я. — Энн передает мне привет и пишет, что заедет ко мне, когда они вернутся.
— Понятно.
— Что вы хотите этим сказать? — Порой иметь дело с этим человеком — все равно, что справляться с животным или маленьким ребенком, так склонен он к нелогичным утверждениям. Я как-то особенно держу письмо, и это наводит Шада на размышления?
— Думаю, вы знаете. — Шад задумчиво смотрит на меня.
— Конечно. — Решив не реагировать на его загадочное замечание, я сворачиваю письмо и возвращаю ему, несколько раздраженная, несмотря на восторг от приписки Энн и новости о ее возвращении. В конце концов, это он наплодил бастардов и, по уверениям моего брата, ищет любовницу. — Вы рассказывали о ваших детях. Умоляю, продолжайте.
— Как я сказал, они живут со Сьюзен и Мэтью… Робертс, в чем дело?
— Леди, милорд. Вернее, не леди, сэр, но… — Он смотрит в направлении входной двери, где слышны громкий женский голос и умиротворяющий тон одного из лакеев. — И с вещами.
— Что? Проклятие. — Шад поднимается, отодвигая стул. — Я забыл… Шарлотта, останьтесь здесь, пожалуйста.
Он выходит вместе с Робертсом. Естественно, я следую за ними.
В холле, в окружении коробок и саквояжей, стоит красивая пышногрудая женщина. Она рыдает в большой носовой платок.
— Вы обещали, сэр! Обещали! — говорит она Шаду.
— Прошу извинить, миссис Перкинс. Я…
— И теперь у меня нет дома, поскольку владелец сказал…
— Я прослежу за этим, — перебивает Шад. — Прекратите шуметь. — Он поворачивается ко мне: — Что вы тут делаете? Прошу, уйдите, мэм.
— Нет, не уйду. Кто она?
Женщина обращается ко мне:
— Спросите его, миледи. Он вам скажет.
Я действительно боюсь того, что скажет мне Шад или откроет она. Но и без того ясно, что она отвергнутая любовница. На миг у меня закружилась голова. Эта женщина явилась в его дом на следующий день после нашей свадьбы и устроила сцену, и все потому, что Шад не заплатил ей!
— Останьтесь здесь, — говорит он женщине. — Я выпишу вам чек.
В сопровождении Робертса он уходит в свой кабинет. Лакей переводит взгляд с меня на миссис Перкинс, которая продолжает рыдать. Она неопрятна, юбки помятые, должно быть, она испачкалась, выгружая багаж из наемной кареты. Ее нос и руки порозовели от холода, и против своей воли я чувствую к ней жалость.
— Пойдемте в столовую, — говорю я, — там горит камин. Можете оставить свои вещи в холле.
Она, как и лакей, смотрит на меня с глубоким подозрением. Но что еще я могу сделать для нее?
Лакей, ожив, распахивает дверь в маленькую столовую.
— Спасибо, мадам, — говорит она и дрожащими руками развязывает ленты шляпки. — Я Дженни Перкинс. Миссис Дженни Перкинс.
Как же, миссис. Муж, несомненно, миф. Я предлагаю ей сесть и выпить чаю, и она ест хлеб с маслом и пирог.
Потом она смотрит на меня, или, скорее, на мое платье.
— От мадам Белльвуар? — спрашивает она.
— Да.
— Очень элегантно!
— Спасибо.
— Я в прошлом месяце вырезала из газеты картинку с таким фасоном, но не думала, что платье будет настолько хорошо. Мне следовало сделать отделку поуже… — И она пускается в пространное описание своего платья, называя цену ткани и отделки, как живой модный журнал, а я киваю и киплю от гнева на Шада, что он связался с такой идиоткой.
Через некоторое время Робертс входит в комнату и вручает миссис Перкинс запечатанное письмо, открыв которое, она довольно кивает. Сделав реверанс, она любезно благодарит меня, надевает шляпку и удаляется. Я искренне надеюсь, что больше я миссис Перкинс не увижу.
Я не поднимаю глаз от усыпанного крошками стола и остывшего чая. Я боюсь, что Шад вернется продолжить объяснение, и опасаюсь, что он этого не сделает. Не желаю слышать о его отношениях с этой особой. Честно говоря, я оскорблена. Думаю, Шад мог бы найти женщину хоть с каплей ума, не болтающую без умолку о моде и тряпках. Вчера я была потрясена появлением бастардов, но они оказались милыми детьми. Обаяние миссис Перкинс, должно быть, может оценить только мужчина, поскольку я нахожу ее просто ужасной.
Я удаляюсь в гостиную и вызываю лакея, чтобы тот зажег огонь.
Входит Шад. Он переоделся, через руку переброшено пальто.
— Мои извинения, мэм, за то, чему вы стали свидетельницей.
Не доверяя себе, я не отваживаюсь что-нибудь сказать.
— Мне нужно уладить дело. Вернусь позже.
— Есть еще любовницы, с которыми нужно расплатиться? — Я обретаю голос, когда Шад уже находится у дверей.
