Шарлотта Хьюз - Плут
Коуди сглотнула.
— Нет, конечно же, нет. Я рада, что Мери-Лу могла помочь тебе. Ну и что? Посмотри, чем это стало для твоей карьеры.
— Ровно столько, сколько позволяла Мери-Лу, — проговорил он. — Я и понятия не имел, как неуверенна она была в то время. Потребовалось два года, прежде, чем она выпустила меня на сцену в каком-то шоу. Пять лет прошло, прежде, чем она позволила выступить с ней в дуэте. Я мог делать все, что угодно в постели, но она не позволяла урывать ничего от ее славы. И Мери-Лу могла выцарапать глаза, если бы я ослушался.
Мысли Коуди перепутались.
— Ради Бога, Дикон, не говори больше ни слова.
При звуке ее голоса он мотнул головой. Коуди побледнела и он шагнул ближе.
— Тебя волнует, Коуди, знать, что я был любовником другой женщины?
— Да.
Она отказывалась смотреть на него, так как была очень близка к тому, чтобы заплакать.
— Разве недостаточно было видеть тебя всякий раз, когда я брала в руки газету или журнал? Почему мне все совали это в лицо? Я не желаю знать, что между вами было и не хочу, чтобы ты это рассказывал.
— Но почему тебя это вообще интересовало? — спросил Дикон. — Ты была счастлива замужем и беременна к тому времени.
Коуди горько засмеялась:
— Вероятно, эту новость тебе сообщила твоя мать?
Дикон нахмурился.
— Что это значит? Моя мать пыталась защитить меня. Она знала, как разбит я был, когда ты разорвала наши отношения.
Дикон схватил ее за плечо и повернул к себе лицом.
— А ты никогда не думала, что ты мне сделала, Коуди? — потребовал он объяснения. — Знать, что ты вышла за другого… Знать, что другой делит с тобой постель… Черт возьми, я едва уехал из города, как ты нашла мне замену. Я думал, свихнусь, когда услышал об этом.
— Не такая уж большая цена за твою славу… За то, кем ты стал… возразила она, но голос ее дрожал так же, как и она сама.
— И кем же я стал? — поинтересовался он.
Коуди взглянула на него.
— Звездой, Дикон, звездой! Разве не этого ты всегда хотел?
Взгляд его был почти враждебен.
— Нет! Если без тебя… Его слова сразили Коуди.
— Почему, ты думаешь, мне так хотелось добиться успеха? — и, когда Коуди не ответила, он продолжал. — Я хотел… Для тебя… Ты была для меня самым важным, единственным, что действительно имело значение. Ты единственная верила, что я добьюсь в жизни всего, чего захочу. Ты верила в меня, когда не верил никто другой. Но в последнюю минуту ты… ты… отвернулась… предала…
Он отпустил ее.
— Это не слишком повредило тебе, — возразила Коуди. — Ты нашел утешение в постели Мери-Лу.
— Ты тоже неплохо устроилась, — огрызнулся он. — Не успел я распаковать гитару, как ты уже заимела кольцо на пальце и ребенка в брюхе. Никогда не видел женщин, которые работали бы так резво. Или, может быть, он был у тебя раньше?
Мысль, что Коуди могла обманывать, все еще сводила его с ума.
— Скажи, ты спала с нами обоими одновременно?
Коуди замахнулась, чтобы ударить его, но Дикон оказался быстрее. И больно схватил ее за запястье. Их взгляды встретились. Он резко заговорил:
— На твоем месте я бы так не поступил… Мгновение Коуди просто смотрела на него, готовая вот-вот расплакаться. Она была уверена, что он и понятия не имеет, как больно ранит ее своими жестокими словами. Он насмехался над их любовью, над воспоминаниями, которые она хранила и которые были столь дороги ее сердцу. Она жила воспоминаниями годами и они питали ее душу и поддерживали в трудные времена. А теперь он выставляет их смешными и делает грязными и ничего не стоящими, подобно драгоценному камню за испачканным витринным стеклом в ломбарде. Казалось, что-то в ней умерло. Ее мечты?
— Мне кажется, я могу тебя возненавидеть, — прошептала Коуди.
Когда он даже не вздрогнул, она поняла, что, возможно, Дикон действительно изменился, может быть, необратимо и навсегда.
— Неужто, Коуди? — проговорил он ровным голосом. — Удивительно.
Он шагнул ближе. Коуди сделала шаг назад, но потом поняла, что попала в ловушку, зажатая между ним и высоким шкафом.
Она чувствовала исходящее от его тела тепло.
— Дикон, пожалуйста, — ее слова прозвучали, как хныканье. Она ненавидела себя за проявленную слабость. — Пожалуйста — что? — спросил он. — Пожалуйста, придвинься еще?
Он терся низом туловища о нее, вдавливая свой секс в ее женственность.
— Ты и это ненавидишь, Коуди?
Он положил руку на ее грудь и чуть сжал ее, ища сосок. Одного взгляда было довольно, чтобы увидеть тот мощный эффект, который Дикон на нее оказывал.
Тело ее мгновенно ожило. В чреве как ртуть вспыхнуло желание. Она горела и замирала от холода одновременно. Под поверхностью кожи покалывали окончания нервов. Волосы на затылке встали, как флажки. А Дикон, черт бы его побрал, видел происходящие в ней перемены, в чем она не сомневалась, Он не спускал с нее глаз. Коуди видела собственные метаморфозы в черноте его глаз. Ей стало страшно, когда она поняла правду.
Она все еще любит Дикона Броуди. После стольких лет она все еще хочет его.
— Ты сказала, что ненавидишь меня, Коуди. Но я не думаю, что ненавидишь то, что я тебе сейчас делаю.
Она не могла отвечать. Он захватил ее губы жадным поцелуем, приятным и сводящим с ума. Язык его жадно проникал через ее губы, поглощая сладость, которую находил внутри.
Дикон соскользнул рукой вниз по ее телу, опаляя ее кожу сквозь блузку. Коуди затаила дыхание, потом задрожала, когда та же самая рука проскользнула у нее между бедер. Она выгнулась к его широкой ладони, наполняясь вдруг сладким теплом, уступая ему.
Такое сильное желание слишком опасно. Наконец, он поднял голову. Взгляд его был раскаленным.
— Побьюсь об заклад, старина Генри никогда тебя так не целовал, — заявил он.
Его слова пробивались через сознание Коуди, сквозь чувственный туман. Она моргнула. Дикон мог ненавидеть ее за то, что она ему сделала, но Генри ни в чем не виноват.
— Ради Бога, не надо. Он еще крепче сжал ее.
— Так целовал или нет?
— Нет, — чуть не заплакала Коуди.
— Почему же ты все бросила, Коуди? — настойчиво добивался он ответа. — Нам так хорошо вместе…
Он немного посмотрел на нее, когда руки его плотнее прижались к самому сердцу ее желания.
— И сейчас… Подумай…
Наконец, он отпустил Коуди и отступил, чувствуя необходимость создать между ними некоторую дистанцию, как физически, так и эмоционально. Дикон был чрезмерно возбужден, ему хотелось ударить, грохнуть кулаком по стене. Оглядываясь по сторонам, Дикон действительно оценивал объем работы, которую ему предстояло сделать, чувствуя необходимость израсходовать свой гнев, разочарование и откровенное сексуальное возбуждение. Он знал, чем иначе все кончится. Или наговорит ерунды, что еще хуже.
