Пенни Джордан - Лекарство для двоих
Весна в этом году была ранней, дождей выпало немного, и сад спешил ответить на благодатное тепло.
Пройдет несколько недель, и растения, которые сейчас так жадно тянутся к солнцу, поникнут без влаги, испепеленные такими желанными раньше жаркими лучами.
Лейси едва заметно поежилась. Вот так и люди – тянутся к тому, что дает им иллюзию любви… заботы… А потом точно так же страдают от горького разочарования, когда любовь оказывается всего лишь подделкой, жестоким обманом.
Цветы перед ее глазами начали дрожать и размываться неясным пятном. Лейси поняла, что сейчас расплачется. Она опять испытала шок. Нет, надо что-то делать, стучало у нее в висках. Она не смеет бесцельно стоять, вперив глаза в пустоту, вместо того чтобы…
Чтобы что? Защищать Джессику уже поздно. Оставлять ее в неведении у матери просто нет морального права.
Джессика – сильный и мужественный человек, но даже для нее ужасна внезапная новость, что она – носитель страшного гена…
Страх, любовь, тревога, желание защитить, смягчить удар, облегчить боль, которую предстоит пережить ее дочери, – эти и десятки других чисто материнских чувств кипели в Лейси, а с ними пришло еще одно: чувство вины. Если бы она только знала…
И что бы она тогда сделала? Предпочла бы не иметь детей? Может быть. Решила бы, прежде всего, не выходить за Льюиса?
Она сама удивилась, как безоговорочно ее сердце отринуло эту последнюю мысль. Льюис. Ее муж… ее любимый. Он был для нее важнее, чем возможность материнства. Любовь к нему была слишком глубоким чувством, чтобы можно было отвернуться от него и найти себе другого мужчину… который подарил бы ей здоровых детей.
И тем не менее она хотела иметь большую семью. Они оба хотели – или же ей тогда так казалось. Она не забыла, с какой страстью говорила об этом. Как часто повторяла ему, что большая семья, дети смогут стереть наконец из ее памяти одиночество и несчастья детства.
Теперь она признавала, что это были грезы юной женщины, которая сама еще недалеко ушла от детства. Слишком уж опасно эмоциональными были причины, по которым она так страстно мечтала о детях.
И все же – что бы она сделала, если бы Льюис рассказал ей о своей болезни, когда она ждала Джессику? Предпочла бы сохранить беременность с риском родить мальчика, со всеми вытекающими последствиями – не только для себя, но, что гораздо важнее, для самого ребенка? Или же предпочла бы…
Она отчетливо понимала, что на этот вопрос однозначного ответа не найдешь.
Зная, через какие муки прошли Салливаны, она сомневалась, что смогла бы найти в себе мужество повторить их путь. Ей повезло: ее дитя оказалось девочкой.
А для Джессики все будет немного легче. Она сможет воспользоваться преимуществами современной медицины и давать жизнь только девочкам. И не иметь сыновей…
Глаза Лейси потемнели. Это все равно будет непросто, нелегко, очень больно… Джессика будет нести на себе гнет сознания, что, полюбив мужчину и решившись создать с ним семью, родить от него детей, она сначала должна будет рассказать ему все о своем наследственном недуге.
Если любовь этого человека будет такой, какую и заслуживает Джессика, такой, о которой Лейси мечтала для своей дочери, – безоговорочной и безграничной, без сомнений, колебаний и условий, – тогда не будет и проблем. Но жизнь не всегда бывает однозначной и простой.
Как бы ей хотелось, чтобы у нее было больше времени подготовить Джессику, чтобы дочь выросла, уже зная то, что мать теперь собирается обрушить на ее голову.
Лейси опять нахмурилась, горькое отчаяние сдавило сердце. Почему же Льюис не сказал ей… не предупредил? Какая она дура, что и сейчас не в силах отказаться от образа своего любимого, того образа, который сама же и создала и который далек от реальности.
Неужели ей до сих пор непонятно, что мужчина – если он ограничен и эгоистичен – способен утверждать, что любит женщину, причем казаться совершенно искренним, в то время как на самом деле им владеет лишь физическое влечение, от которого очень быстро не остается и следа.
Когда Льюис тогда сказал, что любит ее, Лейси ему поверила. Она думала, он имел в виду, что будет вечно любить ее. Она ошиблась. Теперь она взрослая женщина, достаточно взрослая, чтобы давным-давно признать, что его образ, который она для себя создала, – лишь иллюзия, бесплотный мираж, не имеющий никакого отношения к реальности. Так почему же она так упрямо цепляется за него… почему позволяет ему становиться между ней и возможностью другой любви, других отношений? Почему даже сейчас не может увидеть Льюиса в истинном свете?
Если она не способна возненавидеть Льюиса ради себя самой, пусть бы сделала это ради Джессики – за то наследство, что он передал ее любимой дочери.
Но он подарил этому ребенку и жизнь, и за долгие годы Лейси много-много раз вглядывалась в лицо дочери и видела по-женски отраженные черты отца.
Лейси постаралась успокоиться, подумать разумно и логично. Сердце ее все еще колотилось слишком быстро, она чувствовала себя взвинченной и больной; потрясение от новости выбросило ей в кровь такую порцию адреналина, что ее нервная система оказалась на грани срыва.
Что было бы, если бы Льюис не увидел их и не догадался, что Джессика – его дочь? Что было бы, если бы Джессика так и осталась в неведении?
Ее передернуло. Нужно быть благодарной, что вмешалась судьба, а не прятаться за трусливой надеждой, что все могло остаться по-прежнему.
Ей необходимо позвонить Тони и попросить еще пару выходных. Она уже так давно не отдыхала, да и работы у них сейчас не очень много. Затем ей нужно будет заказать себе гостиницу в Оксфорде. Но звонить Джессике и предупреждать о своем приезде она не станет. Это лишь вызвало бы ненужное беспокойство.
Мозг ее лихорадочно работал, обдумывая мельчайшие практические детали, а сердце все не унималось.
Интересно, уехал ли уже Льюис. Так было бы лучше всего. Лейси казалось, что она не в силах будет вынести встречу с ним. И не только из-за того, что узнала от него.
Она ненавидела себя за свою слабость, которую не смогла спрятать при виде предательского блеска в его глазах. Она винила его за эту слабость… винила его за власть над ее чувствами… винила его за способность вызывать в ней жалость, желание… какое желание? Защитить его, избавить от боли?
Что за нелепая мысль – она хочет избавить его от боли! В безмолвном отчаянии она закрыла глаза. Что же с ней происходит? Почему она не в состоянии испытывать тех чувств, которые испытывала бы на ее месте любая нормальная, разумная женщина? Почему она не может чувствовать к нему ненависть, отвращение? Если не из-за собственных обид, так уж хотя бы из-за Джессики.
