Анастасия Доронина - Попутчицы любви
— Влад… То есть Владислав Ильич на месте? — отрывисто спросила она у девочки-секретарши, которая сидела за столиком в приемной и со всей силы бабахала по компьютерной клавиатуре.
— На месте — только — к нему нельзя — у него посетители — а вы по какому вопросу — пройдите в соседний кабинет — там идет прием — вас выслушают — вам помогут, — ответила та скороговоркой, даже не подняв глаз.
— Мы по личному делу, ненадолго, на пять минут!
— К нему нельзя — у него посетители — а вы по какому вопросу — пройдите в соседний кабинет — там идет прием — вас выслушают… — опять завела шарманку секретарша.
И совершенно напрасно, потому что Дашка, прошмыгнув мимо нее, заглянула за плотно закрытую дверь кабинета:
— Я дико извиняюсь, — сказала она в соседнюю комнату, где, как я поняла, заседал с «посетителями» Воронов-младший, — но у меня срочное дело, и я на минуточку. Влад, котик, выгляни на минуточку.
Секретарша так и замерла с поднятыми над клавиатурой руками. «Какая нахалка!» — было написано на ее чрезмерно официальном лице. Я ждала, что вот-вот она поднимет протестующий визг, но этого, по счастью, не случилось.
— Ты что, с ума сошла? Забыла, где находишься? Какой я тебе «котик»?! Любая наглость должна иметь границы, вот что я тебе скажу!
Высокий черноволосый молодой человек вышел из кабинета и, оттеснив Дашу в сторону, выговаривал ей все это с плохо скрытым раздражением.
— Чтобы духу твоего тут не было через пять минут!
— Ой, да пожалуйста! — сказала она агрессивно. — Скажи вон этой фре, что ты нас с Алкой сам к себе в квартиру впустил, а то нас за уголовниц хотят принять — и уйду! Больно надо! Не такой уж ты красавец невозможный, чтобы на тебя смотреть. Без особой необходимости.
Владик обернулся ко мне. Я увидела серьезное, бледное лицо с красивым разлетом бровей и сухо блестящими под ними глазами. «Серьезный какой», — подумалось с невольным уважением.
— Что вы хотите?
Я объяснила. С минуту он смотрел на меня, а потом взял за локоть, вывел из приемной и повел по коридору. Дашка осталась в приемной — краем глаза я успела заметить, как она растерялась. Миновав два или три кабинета, мы оказались в круглой комнате с большим столом и расставленными вдоль него стульями — наверное, переговорной.
Владик… а собственно, почему Владик? До сих пор я называла молодого человека этим детским именем, потому что так называли его Мария Николаевна, которая знала его с детства, и Надя, которая была в него влюблена. Но сейчас, глядя на серьезное, умное, хоть и очень молодое лицо и чувствуя сильные пальцы на своей руке, я невольно подумала, что никакой он не Владик. По крайней мере, не для меня.
— Владислав Ильич, не сердитесь, — сказала я, не дожидаясь, пока он сам начнет меня допрашивать — по всему было видно, что парню этого очень хотелось. — Я понимаю, что моя «легенда» для любого думающего человека выглядит, мягко говоря, неубедительно. Но честное слово, ничего для вас плохого я… Напротив, я действую в ваших же интересах… Понимаете, случилось так, что…
В общем, пришлось все ему рассказать. И он ни разу меня не перебил.
— Понятно… Я должен был предвидеть, что тетя Маша… то есть Мария Николаевна «всего этого» так не оставит. В сущности, это моя вина: надо было прийти к ней и объяснить… она бы меня поняла… Но сейчас уже поздно. В любом случае вы — лично вы — напрасно потратили свое время. Я, конечно, не буду вам ничего объяснять и не позволю вмешиваться в дела дорогих мне людей и мои лично. На этом ваше «расследование» должно остановиться. Так и скажите своей клиентке. Дело закрыто раз и навсегда. Все расходы по этому делу я вам возмещу, если в этом есть необходимость.
— Но так не пойдет! — воскликнула я и затрясла головой, чтобы он окончательно убедился, что так действительно не пойдет. — Поймите, есть девушка и она страдает! Хорошая девушка, красивая, добрая — да что я говорю, вы же и сами ее знаете! Ведь вы, может быть, даже любите ее!
На этих словах Влад быстро закрыл и снова открыл глаза. Мне показалось, что я услышала едва уловимый стон, который донесся до меня сквозь крепко стиснутые зубы.
— Вы… вы любите ее? — спросила я тихо. — Но если вы и в самом деле любите Надю… Ведь тогда все можно поправить! Вас шантажируют? Да? Но чем? Вы еще так молоды — вряд ли в ваши годы вы сумели натворить что-нибудь ужасное! Скорее всего, речь идет о глупой ошибке, правда? Надо просто признаться во всем, рассказать Наде, она поймет и простит…
— Мне нечего рассказывать Наде, — ответил он глухим, безжизненным голосом. — Скорее даже наоборот: я ни в коем случае не должен ей ничего рассказывать… ради нее же самой. Именно потому, что я ее…
Я ясно видела, что он хотел сказать «люблю», но ничего не сказал. Просто смотрел на меня, и в глазах его я увидела такую боль, которая бывает только тогда, когда человеку уже не хочется жить.
* * *Я шла в нашу контору и попыталась систематизировать мысли, найти хоть какие-нибудь логически объяснимые догадки, но ничего не получалось. Сплошные тайны без ответа.
Да и в самой конторе тоже ни о чем не додумалась. «Подожду Люську», — решила я. Одна голова хорошо, а две лучше…
А вот и она сама!
— Динка, Динка! — заверещала подруга с порога. — А Лиза-то наша, оказывается, та еще девица!
— Да ну? — спросила я не без иронии. По-моему, как раз это и было ясно с самого начала.
— Да! Я тут узнала кое-что из ее биографии…
Люська тоже с утра развила бурную деятельность, и начала с того, что направила свои стопы к лицею, в котором учились Надя и Лиза. Когда она добралась до этого здания из розового кирпича, расположенного в «зеленой» зоне одного из московских парков, занятия в нем уже начались. Скучающий охранник из-за стеклянной перегородки у самого входа в учебное заведение устроил Люське долгий и нудный допрос — кто, откуда, да зачем, да кого надо. При этом он всем своим видом показывал, что не верит ни единому ее слову. Люська почувствовала, что начинает терять терпение.
— Послушайте, мне кажется, я уже рассказала вам всю свою биографию! В сотый раз повторяю: мне нужно поговорить с директором или завучем! — вспылила она. — У меня личное дело, понимаете? Настолько личное, что объяснения с вами сбивают мне все планы! Очень прошу — или пропустите меня внутрь, или попросите директора спуститься вниз.
— Директор занят.
— Тогда завуча.
— Завуч на уроке.
— Тогда…
— Не имею права пропускать посторонних.
Люська скрипнула зубами и уставилась на невозмутимого охранника с бессильной ненавистью. Он встретил ее взгляд, не дрогнув. Люська прищурилась, прикидывая, чем может для нее обернуться попытка сбить его с ног, но в это время со стороны лестницы послышался спокойный голос:
