Дженнет Лавсмит - Любовь вернулась
— Не глупи. Пусть звонит! Ты только что получила производственную травму и имеешь право на кратковременный отдых. Лучше скажи, где бинты, антисептики?
— В ванной, — она кивнула головой в сторону двери. — По коридору первая дверь налево.
— Будь умницей и не двигайся, — скомандовал он, убегая в ванную.
Едва он скрылся за дверью, Элиз схватила трубку все еще звонившего телефона. Черт! Слишком поздно!
— Я же сказал, чтобы ты не двигалась. — Талберт вернулся с домашней аптечкой.
— А я сказала, что не могу терять клиентов, — огрызнулась она.
Это он виноват, мстительно думала она, сверкая глазами. Если бы он не заявился сюда и не начал читать мне лекции, этого бы не произошло.
— Не так плохо, как я думал. — Тал протер рану салфеткой, смоченной перекисью водорода. — Сейчас наложу повязку, и все пройдет.
Девушка позволила усадить себя на стул, храня обиженное молчание. В это время щелкнул таймер, и она вскочила, перевернув аптечку.
— Сиди, разрушительница. Я сам, — выключив газ, вернулся к своей «пациентке». — Не понимаю, зачем делать несколько вещей одновременно, — сказал он назидательным тоном, накладывая точными движениями аккуратную повязку. — Первое правило настоящего бизнеса — планирование, организация и порядок.
— А может, ты все-таки помолчишь, — взорвалась она. — У меня все было спланировано и организовано, пока не появился ты и… и не начал надоедать мне!
— Надоедать тебе? — Он снисходительно улыбнулся. — Я только давал тебе указания по ведению бизнеса. Люди платят большие деньги, чтобы получить подобные советы. Мои клиенты…
— Я не твой клиент!
— Это вопрос времени.
— Как бы не так!
Вскоре она почувствовала, как из раненого пальца начала уходить боль, а вместе с ней исчезла и злость. Оксли действовал профессионально, и вскоре перевязка была закончена.
— Вот и отлично! — сказал он, любуясь своей работой.
— Спасибо тебе, — сказала она, смягчившись. — Знаешь, я и сама понимаю, что не все делаю правильно. Но ведь на ошибках учатся, не так ли? Если бы автобус мистера Дугласа не сломался… — Она на секунду замолчала, а потом, вспомнив недавнюю обиду, решила не держать ее в себе и сказала прежним недовольным тоном, отняв свою руку у Талберта. — Послушай. Я действительно ценю твою помощь. Но это не дает тебе права читать мне нотации, как будто я маленький ребенок, который не знает, что такое хорошо и что такое плохо.
— Читать тебе нотации? Да никогда в жизни! Я просто делал тебе замечания. По существу.
— Замечания?! Да ты заморочил мне голову своими разговорами о дареных конях, страховках и… О, ты невыносим!
— Постарайся не намочить повязку, — не обращая внимания на ее раздражение, посоветовал он. — Извини, что мой визит так расстроил тебя, — ласково сказал Талберт, опускаясь перед ней на колено. — В знак прощения позволь мне избавить тебя от следов борьбы с ананасом. Не надо было совать палец в рот. — Он вытащил из своего кармана носовой платок и аккуратно вытер кровь на подбородке девушки. — Знаешь, я часто вспоминаю наше знакомство в казино. Ты казалась такой веселой, спокойной и уверенной, несмотря на поломку автобуса. Я был поражен! — Его глаза восторженно смотрели на нее.
Сейчас он меня поцелует, с замиранием сердца подумала Элиз и затаила дыхание. Он встал и….
— Ты можешь взять трубку. — Спокойный голос вернул ее к реальности. Размечтавшись, она даже не услышала звонка.
— Экскурсии с Элизабет Пейдж. — Девушка пыталась говорить ровным голосом, но чувствовала, что внутри у нее все переворачивается то ли от обиды, то ли от возмущения его поведением.
Она услышала, как он открыл дверь, чтобы впустить Реги, и выключил наконец-то воду. Краем глаза увидела, что он снял пиджак, ослабил галстук и закатал рукава рубашки, обнажив сильные, мускулистые руки, такие же загорелые, как и его лицо. Элиз представила его стоящим на яхте или на теннисном корте и внезапно почувствовала мучительно приятный зуд внизу живота. Раньше с ней никогда такого не было. Чтобы скрыть свое состояние, она склонилась над записной книжкой, почти не вникая в то, что ей говорили по телефону.
Тем временем он вымыл руки, выбросил очистки и сполоснул разделочную доску.
— На что спорим, что я превзойду тебя в кулинарии? — спросил он, как только девушка повесила трубку.
Она в недоумении уставилась на него.
— Ты что, шутишь? Ты же никогда раньше этим не занимался.
— Ну и что? Надо ведь когда-нибудь начать. Не думаю, что консервировать очень сложно.
Он выбрал ананас побольше, рубанул несколько раз ножом, превратив его в кучу бесформенных кусков. Элиз только вжимала голову в плечи при звуках этих ударов, моля Бога, чтобы не пострадала мебель.
Талберт с головой ушел в домашнюю работу. Делал он все неумело, поэтому часто выкрикивал проклятия. Например, когда наклонил кастрюлю и чуть не вылил на себя горячий сироп или когда схватил горячую банку с готовыми ананасами голыми руками. Наблюдая за ним, девушка приходила в ужас, который прерывался приступами смеха. В конце концов, подумала она, одна из банок может разбиться, и тогда вся кухня будет в ананасах и битом стекле. Элиз не выдержала и встала со стула.
— Давай я помогу тебе, — сказала она, снимая с крючка полотенце.
— Не смей подходить сюда. Здесь пар, и ты можешь намочить повязку. Я сам справлюсь.
Смирившись, она вновь села на прежнее место и начала давать ему советы, перемежая их едкими замечаниями.
— Можно подумать, мы возвращаемся к матриархату, — обиженно возразил Талберт на ее очередную колкость.
— Ошибаешься. — Она склонила голову набок и посмотрела на него с видом человека, который знает абсолютно все. — Сейчас мы приближаемся к эре просвещения. Каждый человек волен выбирать сам свою дорогу и свое место в жизни.
— Правда? И ты считаешь, мисс Всезнайка, что твое место возле плиты и что проще готовить дома, чем покупать консервы в супермаркетах? Они и там прекрасно сохранились. Не хуже, чем в домашних условиях.
— Да уж, сохранились. Вместе с консервантами, эссенциями и нитратами, — она брезгливо поморщилась.
— Как я понимаю, твой дядя один из тех типов, которые всеми силами пытаются удержать женщину на кухне?
— Что ты понимаешь? — недовольно сказала Элиз, не желая развивать эту тему. Брайс всю жизнь отдал тете, которая была похожа на избалованную, капризную девчонку. Но он любил ее и поэтому всегда и везде потакал всем ее прихотям. Ни разу за всю свою безоблачную жизнь Хильда не сталкивалась с более тяжелыми проблемами, чем выбор новой одежды или темы для картины. Трудно было представить ее стоящей у плиты. Девушка не жаловалась на то, что ей самой приходилось вести домашнее хозяйство. Она любила свою беззаботную тетю такой, какая она есть. А Брайс в ней просто души не чаял и воплощал в жизнь все ее решения. Это обыкновенная забота любящего человека, резюмировала она, обыкновенное ежедневное выражение любви и привязанности между двумя людьми.
