Элизабет Биварли - Пламя нашей любви
Делла не была уверена, стоит ли рассказывать ему что-либо о ее семье, главным образом потому, что уже много лет не видела никого из своих родственников. Даже когда они жили под одной крышей, то и тогда мало походили на настоящую семью. Признать это было непросто, но Делла не испытывала никаких чувств к этим людям. Однако раз Маркусу так хочется что-нибудь о ней узнать, может быть, как раз эта информация подойдет больше всего, потому что эмоционально ничего для нее не значит.
— У меня есть два брата — старший и младший, — сказала она. Первый исчез, когда ему было шестнадцать, а Делле четырнадцать, и она больше никогда его не видела. Второй, когда она слышала о нем в последний раз — а это было лет десять назад, — стал бандитом. Тогда ему было пятнадцать. И о нем она тоже никогда больше не слышала.
В те редкие минуты, когда она думала о своих братьях, Делла убеждала себя, что их поступками двигали примерно те же мотивы, что и ее. Она говорила себе, что они выросли и обнаружили, что на свете есть и другая жизнь, а не только та, которую они влачили в своей трущобе. Иногда ей даже удавалось себя убедить. Но гораздо чаще ей казалось, что они все, и она в том числе, просто сломали себе жизнь.
— А племянницы и племянники у тебя есть? — спросил Маркус.
Она только покачала головой — для нее этот жест означал «Не знаю», а Маркус пусть думает, что хочет.
— Детские травмы? — спросил он, вспомнив свои собственные.
Она могла бы рассказать ему, как во время игры в бейсбол на заброшенном пустыре распорола ногу, наступив на кусок стекла от пивной бутылки, и ей пришлось накладывать швы — но это не шло ни в какое сравнение с горными лыжами и конным спортом, поэтому она просто сказала:
— Ничего особенного.
— А где ты училась? — снова спросил он.
Что она могла рассказать ему? О чудовищной начальной школе, в которой ничему не учили, или о знаменитой своими криминальными разборками старшей?
Делла понимала, что он ждет от нее особенных ответов. Он хотел думать, что она особенная женщина и что она принадлежит к тому же обществу, что и он.
Она не знала, принадлежит ли он к той категории людей, которые, узнав о ее происхождении, сразу отстраняются с отвращением, но было совершенно очевидно, что он будет разочарован. Для него она была блестящей и загадочной. Он не обрадуется, если узнает, что она выросла в трущобах, что у нее нет образования, что все в этой жизни доставалось ей огромным трудом и что она училась правильно держать себя, просто подражая другим.
— Да, я училась. — Она не нашла более подходящих слов.
Он улыбнулся:
— Я имел в виду, в какую школу ты…
— Мой любимый цвет — синий, — продолжала она, не обращая внимания на его слова, — а из еды — морепродукты. Больше всего на свете я люблю оперу и…
Делла неожиданно замолчала. Это была проблема. Она ничего не любила, кроме оперы. У нее никогда не было возможности найти то, что она любит… Когда ей было восемнадцать, она устроилась на работу в «Уитворд энд Стоун», и чтобы удержаться там, ей пришлось целиком сосредоточиться на работе. Она при любой возможности хваталась за сверхурочную работу, чтобы получить еще хоть немного денег, а в остальное время, которого было совсем мало, пыталась хоть как-то работать над собой. Она брала в библиотеке классическую литературу, училась говорить, запоминая диалоги из фильмов и копируя произношение актеров, подбирала журналы, которые оставляли другие, чтобы узнать, как одеваться и вести себя в обществе. Опера — единственная страсть, которую она позволяла себе. Кроме оперы…
Кроме оперы ей нечего было любить.
— Опера и… — не выдержал Маркус.
Она посмотрела на него, и на нее снова накатила волна паники. Никогда она не чувствовала себя такой обманщицей, как сейчас. Ведь на самом деле у нее ничего нет. Ни-че-го! Впервые после того, как она уехала из Нью-Йорка, Делла вдруг поняла, какой бесконечно пустой была ее жизнь и что она абсолютно одна на свете.
— Опера и… — Она почувствовала, как к глазам подступают слезы. Нет, пожалуйста! Что угодно, только не это! Не здесь. Не сейчас. Не с ним.
Она не плакала с самого детства. Ни единого раза. Она не плакала тогда, когда все пошло прахом в Нью-Йорке. Она не плакала, когда Джеффри сказал, что она должна остаться с ним. Она не плакала ни разу за эти одиннадцать месяцев, когда всем в ее жизни распоряжался другой человек. Почему же теперь? Почему здесь? Почему перед человеком, который никогда не должен увидеть ее слез?
Делла закрыла лицо рукой.
— Извини, — быстро сказала она и побежала в ванную, — кажется, тушь в глаза попала. Не возражаешь, если я первая приму душ?
И, не дожидаясь ответа, заперла дверь и включила воду. Затем она схватила полотенце, прижала его ко рту и опустилась на пол. «Я не заплачу. Я не заплачу. Я не заплачу», — повторяла она про себя, сжимая влажные веки.
Это было почти чудо — но она не заплакала.
Как только Маркус услышал, что в ванной включилась вода, он сразу направился к комоду, на котором лежала сумочка Деллы. Возможно, он не так много в ней найдет — уж слишком она маленькая.
Впрочем, достаточно большая, чтобы вместить права, деньги, мобильный телефон, помаду, расческу и металлическое кольцо для ключей, на котором висел один-единственный ключ — от дома, не от машины — и, как ни странно, флешка. Однако он не нашел ни одной кредитной карты, а это значило, что вчера за ужин — а это должна была быть весьма приличная сумма — она заплатила наличными. Интересно.
Он посмотрел на ее права — выданы в штате Нью-Йорк. Что ж, она не обманула его, сказав, что с Восточного побережья, однако не стала разубеждать, когда он решил, что она с юга. Тоже интересно.
Ее полное имя — Делла Луиза Ханна, и ей тридцать лет. Точнее, тридцать лет ей исполнилось вчера. Стало быть, вчерашний вечер — это ее праздник. И она была одна. Странно, но ему это было приятно.
Маркус взглянул на ее адрес, но он ему ничего не сказал. Он знал все элитные районы Нью-Йорка как свои пять пальцев, поэтому считал, что легко сообразит, где именно она живет — несомненно, где-нибудь в районе Пятой авеню или Центрального парка. Однако адрес был совершенно незнакомый. Он запомнил его, чтобы позже выяснить, где это, и положил права назад в сумочку.
Затем он вынул и открыл ее телефон. К несчастью, это был один из тех простых телефонов, в которых достаточно трудно что-либо отыскать. Поэтому ему пришлось немного повозиться, чтобы найти список входящих и исходящих звонков. К его удивлению, и в том и в другом списке фигурировало всего одно имя — Джеффри. Маркус почти упал духом: чье бы ни было это имя, оно мужское.
