Мирна Маккензи - Двое в тихой гавани
– Ты бы поступил точно так же.
– Возможно.
Разумеется, именно так Вьятт бы и поступил. Единственное, что спасло мерзавца от хорошего хука в челюсть, – это усвоенное Вьяттом искусство самоконтроля. Если не считать того эпизода с поцелуем, конечно.
Алекс нахмурилась, но Вьятт невозмутимо продолжал:
– Не имеет особого значения, что я сделал бы на твоем месте. Я выше, крепче и сильнее тебя. Он мог тебя покалечить.
– Но все в порядке!
– Вовсе нет. Ты моришь себя голодом и работаешь до изнеможения.
– Я не хочу, чтобы ты теперь чувствовал себя виноватым только потому, что я забыла сегодня нормально пообедать. Я как раз собиралась…
Вьятт расхохотался.
– Ты, – произнес он, указывая на нее хлебной палочкой, – настоящий трудоголик.
Девушка рассмеялась и тоже взяла палочку.
– Ты сам из таких.
Но Вьятт снова нахмурился:
– Я серьезно, Алекс. Цезарь сказал мне, что ты спустилась вниз вчера после окончания рабочей смены, чтобы помочь Луизе, когда стало ясно, что она не справляется. А потом провела две дополнительные обзорные экскурсии.
– Работа помогает мне… – начала, было, девушка, но тут же замолчала. И что теперь? «Работа помогает мне не думать о тебе»? Вьятт из тех мужчин, которых она бы ни за что не сумела завоевать. Он сам сказал ей об этом. – На кону судьба отеля, – произнесла Алекс.
– Ну, это не вопрос жизни и смерти, – отозвался Вьятт. – Совершенно необязательно изводить себя до изнеможения.
– Ладно. Обещаю, больше этого не повторится. Я буду благоразумна.
Он недоверчиво посмотрел на девушку.
– Я буду более благоразумна, чем раньше, – торопливо поправилась она. – А почему ты прикладываешь такие неимоверные усилия, чтобы одержать победу? Прошу, – произнесла девушка, – скажи мне.
Его глаза снова вспыхнули яростью и гневом.
– Я не хочу хотеть этого, но так получается. Я ничего не могу с этим поделать. Это было бы… правильно.
Выражение его глаз заставило Алекс снова вспомнить слова Рэнди о прошлом Вьятта. «Пусть это послужит тебе предупреждением», – заявила она сама себе.
– Я хочу помочь тебе выиграть, – произнесла она.
– Я и сам хочу одержать победу. Но при этом не желаю подвергать твое здоровье опасности, не хочу злоупотреблять твоей отзывчивостью, Алекс. Я не хочу и не буду иметь добровольных рабов.
Прохладное спокойствие, свойственное обычному тону Вьятта, исчезло без следа, сменившись странным надрывом. Он определенно не желал делиться личными переживаниями. И… возможно, она сама боялась узнать больше? Точнее, боялась чувств, которые могли пробудиться в ней…
– Не волнуйся. Я не стану ничьей рабыней. Мне уже доводилось соглашаться на незначительные роли в жизни мужчин, и с меня довольно. Ничего хорошего из этого не вышло.
Его зеленые глаза, не отрываясь, смотрели на нее.
– Что ты имеешь в виду?
Открывать душу Вьятту определенно было бы ошибкой.
– О, э… ну, знаешь, это просто один из тех незначительных комплексов, которые остались с детства. После того как не один, а два отца уходят из твоей жизни, начинаешь уделять слишком много внимания укреплению отношений. Мне доводилось жертвовать своими интересами, но, как я уже говорила, теперь это в прошлом, а значит, не имеет никакого значения.
Алекс пыталась говорить небрежно, легко, однако Вьятт выглядел весьма серьезным.
– Уточни, пожалуйста, что ты имела в виду. Жертвовать своими интересами ради других?
Девушка несколько мгновений серьезно обдумывала, не стоит ли обойти эту просьбу. Она могла бы напомнить Вьятту, что подобные откровения не входят в список ее служебных обязанностей. Однако Алекс совершила серьезную ошибку. Она посмотрела прямо в эти суровые, полыхающие гневом зеленые глаза и забыла, как нужно дышать. Ей захотелось склониться к нему, а доверительная беседа внезапно показалась удивительно приятным занятием. Поэтому девушка рассказала Вьятту о том, как учила Роберта, наставляла Лео и помогала Майклу решить проблемы с дочерью.
– Они все верили, что влюблены, а на самом деле чувствовали всего лишь благодарность. И как только к ним вернулась уверенность в себе, я оказалась лишь пройденной ступенькой. Конечно, все мои бывшие мужчины чувствовали себя виноватыми, но это ничего не меняло. Поэтому тебе не нужно беспокоиться, что я могу переутомиться, работая в «Маккендрикс». Мне нравится чувствовать себя занятой.
– Идиоты.
– Вообще-то я пыталась донести до тебя, что не стоит волноваться и считать меня жертвенным ягненком.
– Они ранили твою душу, – сердито произнес Вьятт.
– Но я это пережила.
– Потому что ты – умная, самодостаточная и уверенная в себе женщина.
– Да, думаю, ты прав, – согласилась Алекс и неожиданно осознала, что это на самом деле так. Многочисленные неудачи в любви не сломили ее. Пока. – Я вовсе не эгоцентрична и не считаю себя самим совершенством; у меня предостаточно недостатков. Однако, помимо этого, я знаю, что мне нравится и что у меня действительно получается. В первую очередь к моим талантам относится умение общаться с людьми дружелюбно и благожелательно. Я могу помочь тебе выиграть.
– Загнав себя до смерти?
Девушка раздраженно вздохнула:
– Вьятт, ты что, не слушал меня? Работа дарит мне чувство уверенности. А новая должность наполняет сознанием своей власти и силы. Тебе кажется, что я себя изматываю. Я же веду себя как обычно. – Не подумав, Алекс прикоснулась к его длинным пальцам. Это оказалось очередной глупой ошибкой. Первым ее порывом было отдернуть руку, но тогда Вьятт понял бы, как она реагирует на его прикосновения. – Я знаю, что у меня есть привычка перебарщивать, и это сводит окружающих с ума. И, между прочим, тебя об этом предупредили еще в первый день. Но я могу сама позаботиться о себе. Когда оба моих отца – родной и приемный – ушли из семьи, мы оказались на улице. Мать мало что могла сделать, поэтому пришлось быстро взрослеть. Мне приятно твое беспокойство, но…
– Ты сводишь меня с ума, – бесцветным голосом произнес Вьятт. – Я не слишком хороший человек. Никогда им не был. Когда я рос, родственники с трудом могли со мной справиться. Конечно, они и сами не сахар – их очень раздражал тот факт, что я осмелился не сдохнуть в первые несколько лет своей жизни. Но в целом они не ошибались на мой счет. Я жил только для того, чтобы причинять им, как можно больше, мучений.
– А, – только и сказала Алекс.
Ее сердце сжалось от нахлынувшей боли. Перед глазами стояла картинка – съежившийся перепуганный мальчик и потрясающий кулаками крупный мужчина, называющий малыша идиотом и выродком.
Вьятт нахмурился:
