Линн Грэхем - Крещение огнем
Рафаэль безотрывно смотрел на Джилли и Бена. Что-то в его позе, в его фигуре навело Сару на мысль, что ему очень тяжело и что он просто не знает, что делать. Все его большое мощное тело было страшно напряжено, а в гордой посадке черноволосой головы и стиснутых зубах чувствовалась какая-то горечь, не поддающаяся определению словами. Это его гордое одиночество резануло ее по сердцу, разбило с такой тщательностью возведенную оборону и побудило ее возвыситься над своим собственным мучительным замешательством. Он специально сюда пришел? Или он просто не может больше оставаться в стороне? Видимо, шок от сознания того, что он отец, уступил теперь место жгучему и вполне понятному желанию узнать побольше о своих детях. Но если бы на площадке было больше детей с такими же черными волосами и с такой же смуглой кожей, вряд ли бы он узнал своих близнецов. Он повернулся и пошел прочь из сквера, так и не попытавшись приблизиться к детям.
У Сары засосало под ложечкой, и она бросилась вдогонку. Но когда она уже почти его догнала, Рафаэль быстро обернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Она физически ощутила холодную злость, исходившую от его хмурого лица и горького осуждающего взгляда.
— Рог que? — резко спросил он, и в этой фразе было все — и осуждение и горечь. — Чего тебе?
Сара побледнела.
— Нам надо поговорить.
— Поговорить? О чем нам с тобой говорить? — вспыхнул он. — Разве ты со мной говорила, когда разрушала семью? Нет. Ты спряталась за своими родителями. Ты сделала свой выбор, Сара. Теперь тебе придется с этим жить.
— Ведь ты же тогда поставил мне ультиматум, — строптиво напомнила она ему. — Много ли ты встречал дочерей, готовых навсегда порвать со своими родителями?
— Я не заставлял тебя делать выбор. Я просто принял решение, — медленно, но с непоколебимой решимостью проговорил Рафаэль. — Ты была мне женой и должна была остаться с мужем.
Сердито откинув голову, она вызывающе на него посмотрела.
— Ты ожидал слепого подчинения?
Рафаэль, который в своем поступке не видел ничего предосудительного, одарил ее таким взглядом, в котором выразилась вся его неудержимая, бескомпромиссная гордость, составлявшая его силу.
— А чего же еще? — не смутившись, ответил он вопросом на вопрос. — Я знал, что надо делать ради сохранения нашей семьи. И я выбрал единственно верный путь.
— И ни разу не поставил под сомнение собственную правоту, так? спросила она полным сарказма голосом.
— Вряд ли меня можно назвать неуверенным в себе человеком. Я верен своим решениям, — заключил он решительно.
— Точно так же тебе ни разу не пришло в голову, что ответственность по отношению ко мне не должна ограничиваться лишь несколькими вопросами о моем местонахождении, — резко возразила Сара.
Щеки его побагровели, рот перекосился от ярости.
— Я был уверен, что ты пытаешься отделаться от моего ребенка.
— Что-то ты очень быстро с этим смирился, скажешь, не так? — распалялась она все больше и больше. — Тебе так было удобнее. В Нью-Йорке жизнь била ключом. Выставка имела потрясающий успех. Может, мои родители все-таки были правы… — Она замолчала, переводя дух.
— Мне остается только благодарить Бога за то, что мы расстались прежде, чем ты стала такой, — горько ухмыльнулся он.
— И это меня ничуть не удивляет. Когда ты был на мели, я была для тебя вкладом в банке. Когда ты выплыл, я стала для тебя векселем, притом беременным! — обвинила его Сара, не в силах совладать с яростью.
— Eso basta (Хватит! (исп.) — гневно воскликнул Рафаэль, скрипнув зубами. — Сквер не самое подходящее место для выяснения отношений!
Сара замерла и тревожно осмотрелась. К счастью, от сквера их отделяли деревья.
— Если уж мне на это наплевать, то тебе-то что? — бросила она, распрямив плечи. — Нечего валить все на меня!
Он стиснул зубы.
— Неужели ты до сих пор не набралась смелости посмотреть правде в глаза? Зачем ты вышла за меня?
— Я… мне, к сожалению, не повезло, и я в тебя влюбилась.
Признав перед ним этот прискорбный факт, она поняла, что начинает терять очки.
— Интересно, кто же из нас врет? — насмешливо спросил он. — Я знаю наверняка, что не я. Позволь освежить твою память. Тебе позарез надо было освободиться от своих родителей, но мужества сделать это в открытую у тебя не хватало. А тут как раз подвернулся я, и ты решила мной воспользоваться. Когда же ты достигла своей цели и добилась свободы, ты вдруг открыла для себя, что огромный мир не столь уж и привлекателен. Вот тогда-то ты и решила поставить мамочку с папочкой на колени — надо только подольше канючить. И когда тебе это удалось, ты великодушно согласилась вернуться к ним под крылышко…
— Это неправда! У меня и в мыслях такого не было!
Он смотрел на нее со жгучим презрением.
— Как ни обидно, приходится признать, что я тебе был нужен лишь на время. А позже ты перепутала меня с папой, es verdad?
— С… с папой? — тупо повторила она.
— Да, с этим низким, зловредным лицемером, который со дня твоего рождения не пропустил мимо ни одной юбки! — грубо пояснил он. ~ Этот столп церкви и общины, этот общепризнанный арбитр в вопросах морали, когда речь идет о других… да еще с такой всепонимающей женой! Я знал о похождениях твоего отца уже много лет назад. Он хорошо известен в…
— Прекрати! — выкрикнула она. — К нам это не имеет никакого отношения!
— Разве? Разве ты не лелеяла надежду устроить нашу жизнь по тому же самому образцу? — грубо возразил ей он.
— Боже правый, конечно же нет!
Ей вдруг вспомнились грязные намеки и насмешки ее одноклассников, и ее передернуло. Но выводы, к которым пришел Рафаэль, беспокоили ее сейчас много больше этих стыдливых воспоминаний, сокрытых в глубине души.
— Я влюбилась в тебя… может, какая-то частичка меня действительно хотела вырваться из дома, но…
— Сара mia (Моя (исп.) — протянул он, явно не веря ни одному ее слову. — Ты мне доверила главную роль в драме о маленькой испорченной принцессе. Я был настолько наивен, что, не разобравшись, даже заставил тебя забеременеть. И вот когда ты это поняла, ты, пожалуй, впервые в жизни повела себя естественно. У тебя начались истерики, и ты все кричала, что никогда мне этого не простишь, что не хочешь моего ребенка!
В блеске его глаз были только ненависть и гнев, вскормленные горечью последних лет.
— Ты никогда не хотел понять меня, — с обидой сказала она. — Я так боялась…
— Si. Ведь для мамочки с папочкой ребенок оказался полной неожиданностью. И маленькая принцесса рисковала предстать перед ними запачканной донельзя! — с издевкой сказал он.
Сара яростно замотала головой.
