Пола Хейтон - Времена не выбирают
— Ничего подобного, — возразила Джил. — Я просто удивлена, вот и все.
— Понимаю. Кто он такой? Выглядит весьма привлекательно. Настоящий красавчик.
Джил заставила себя улыбнуться.
— Именно это я и ожидала от вас услышать.
— Я заметила, что у него голова перебинтована. Он что, сильно пострадал? Судя по стволу кедра, лежащему на капоте его машины, он чудом остался жив.
— Да, у него действительно серьезные травмы, и я была страшно напугана, боялась, как бы он не умер на моих глазах. Я не знала, что с ним делать, да и сейчас не могу его выпроводить, — добавила Джил немного запальчиво.
— Ну конечно, это так понятно… — торопливо пробормотала Бекки.
— Не могу, хотя он изо всех сил рвется уехать, особенно сейчас, когда почувствовал себя немного лучше.
— А ты боишься его отпустить?
— Я бы очень хотела, чтобы он уехал. Поверьте, довольно хлопотно держать в доме человека, который серьезно ранен, да еще в голову, не имея представления, насколько опасна его травма. Кроме того, это совершенно чужой человек.
— Не знаю, душенька, что и сказать. Если он ранен, то, наверное, реальной опасности твоей жизни или чести не существует. А разве он о себе ничего не рассказывал?
— Почти ничего, — с коротким смешком ответила Джил. — Он из Сан-Франциско. Зовут его Макс Горинг. Вот, пожалуй, и все. Да, еще он говорит, что работает в семейной фирме и что у него две младшие сестры и старший брат.
— И это все?
Девушка кивнула.
— Не забывайте, какое-то время он был без сознания. А сейчас, простите меня, я должна идти. Громадное дерево умудрилось упасть прямо перед мастерской отца, и мне хотелось бы успеть договориться с дорожниками, чтобы они помогли мне его оттуда убрать.
Возле дома, к своему удивлению, Джил обнаружила черную машину Огастеса. Вероятно, дорогу расчистили быстрее, чем она предполагала. Джил ускорила шаг.
В доме раздавался невнятный гул голосов. Мужчины беседовали в кухне. Сняв куртку, хозяйка поспешила туда.
Горинг, голый по пояс, сидел у окна. Только что перебинтовав пациента, Огастес склонился над ним, повернув его голову так, чтобы свет падал на зрачки. Мужчины не заметили ее появления, и Джил некоторое время молча наблюдала за ними.
Трудно представить двух столь непохожих друг на друга людей. Огастес, не очень высокий, предрасположенный к полноте, уже чуть пухловатый, с гладко выбритым лицом и светлыми волосами, одетый в классический костюм и рубашку с галстуком, был настоящим воплощением добропорядочности.
На его фоне Макс казался преступником с плаката «Их разыскивает полиция». Он так и не успел побриться, и щеки его покрывала густая темная щетина, столь же неопрятная, как и космы, падающие с повязки на лоб. Что-то хищное было во взгляде его чуть прищуренных глаз, смотревших на Огастеса искоса. Макс чувствовал себя здесь совсем как дома, по крайней мере, в его позе, спокойной и вальяжной, в том, как он вытянул вперед ноги, как удобно устроился на стуле, не было ничего от смущения или робости, которые обычно испытывает человек в чужом доме, да еще при врачебном осмотре. Создавалось впечатление, что он позволял осматривать себя из любезности, отвечая настойчивому желанию врача попрактиковаться.
— Ну как, доктор, — бодрым голосом спросила Джил, вдоволь налюбовавшись парочкой, — каков диагноз?
Оба обернулись одновременно. На розовом и гладком, словно у херувима, лице Огастеса появилась улыбка. Всем своим видом он показывал, как рад видеть хозяйку. Макс лишь взглянул на нее исподлобья и чуть прищурил глаза.
— Неплохо! — бодро заговорил Огастес с напускной веселостью, которая так раздражает в потомственных докторах. — Симптомы сотрясения мозга все еще присутствуют, и, хотя без рентгена мне не хотелось бы выносить окончательное суждение, сломанные ребра тоже имеются. Как видите, я перебинтовал их туже. Что касается раны на голове, то она заживает.
— Как ты считаешь, мистер Горинг может продолжать путь? — спросила Джил.
— Нет, ни в коем случае. Лучше ему не садиться за руль, пока голова и ребра не заживут.
Совершенно неожиданно Макс вскочил с места, переводя взгляд с Джил на Огастеса и обратно.
— Вы, оба, не будете ли вы так любезны, не говорить обо мне в моем присутствии в третьем лице! — скорее потребовал, чем попросил больной. — Мне самому решать, здоров ли я, для того чтобы ехать. — Он сделал ударение на первом слове и с издевательской усмешкой добавил: — С вашего позволения.
Огастес в ответ покровительственно похлопал его по плечу и развел руками.
— Конечно, старина. Кому решать, как не вам! Я всего лишь предупредил, что вести машину в таком состоянии — верный путь под откос или в дерево. Однако выбор за вами. Могу лишь дать добрый совет: передохните недельку-другую. А потом я вас еще раз осмотрю.
Он отвернулся от больного и стал собирать свой чемоданчик. В комнате повисла странная гнетущая тишина. Будто остановилось время. Джил решилась украдкой взглянуть на Макса. Тот смотрел на склонившегося над инструментами Огастеса. Опереточная ситуация. Глупый смешок готов был прорваться наружу, и девушке пришлось приложить руку к губам, чтобы скрыть улыбку.
Доктор тоже, видимо, почувствовал себя глупо и, словно забыв о том, что их в комнате трое, решительно заявил, обращаясь непосредственно к Джил:
— У меня полно других вызовов, так что лучше я пойду. Рад, что ты благополучно пережила бурю. Мы позже поговорим. — И, шагнув к двери, закончил: — Не надо меня провожать. Я знаю дорогу.
Проводив доктора взглядом, Джил медленно обернулась к пациенту. Тот по-прежнему стоял у окна. Не встретив в его глазах недавней суровости, она осмелилась улыбнуться.
— Ну что же, все не так уж плохо, — сердечно сказала Джил. — Подумаешь, каких-то две недели. Сейчас вы знаете главное — вам ничего серьезного не грозит.
Постоялец медленно подошел к хозяйке. С каждым шагом на его лице все явственнее обозначалась знакомая улыбка.
— Согласен, — приветливо произнес он. — Две недели — это не так уж плохо. И поскольку предложение исходит от вас, вы, конечно, не станете возражать, если это время, я имею в виду восстановительный период, я проведу здесь. Не так ли?
4
Джил смотрела на гостя во все глаза. Не думала она, что дело примет такой оборот. Девушка полагала, что он покинет ее дом, как только расчистят дороги. Из диагноза Огастеса стало ясно, что серьезной опасности для здоровья Макса Горинга нет, и эта приятная новость заслонила собой все остальное.
Макс продолжал смотреть на нее совершенно невинным, обезоруживающим взглядом. Какого ответа он ждет? Снова дразнит ее, играет в «кошки-мышки» или действительно верит в то, что проживание под одной крышей в течение двух недель, а то и дольше — наилучший выход для них обоих?
