Хелена Фенн - Интервью у возлюбленного
— Попробуй это, — предложил Мартин, вытаскивая из кармана пакет разноцветных ментоловых леденцов.
Юдит взяла горсть и с их помощью сделала снеговику глаза и нос.
— Что-то не вполне… — покачал головой Мартин.
Юдит резко обернулась к нему, глаза ее затуманились.
— Это мое детство, Марта, — тихо сказала она дрогнувшим голосом, — моя незрелость. Это последнее, что я делаю перед тем, как закончится детство.
Мартин долго и пристально смотрел на нее.
— Боже мой, — прошептал он и шагнул поближе к ней, но девушка отступила назад, едва не оступившись в сугробе.
— Не надо, — еле слышно сказала Юдит. — Не трогай меня и не пытайся ничего сказать. Дай мне объясниться. Не знаю, почему я слепила его, в моем-то возрасте… Сколько мне сейчас? Двадцать один год. Год назад мне исполнилось двадцать и я встретила тебя. Жизнь моя тогда еще не началась, и ты стал моей жизнью. Но ты тоже любил меня, Марта, и это придавало уверенность, что я скоро стану достаточно взрослой и достойной тебя, несмотря на все различия между нами. Сначала я попыталась понять твою жизнь, твою работу, но ты сказал, что это неважно, а потом появилась Линда. Но на нее мне уже не хватило сил. Ты переоценил меня, Мартин. Поверь!
Он побледнел.
— Да, ты права. Я ошибся.
— Но я не виню тебя, напротив, кажется, понимаю. Ты хотел, чтобы я любила тебя таким, как ты есть, не утруждал себя объяснениями, не допуская в свою жизнь. Но все же я люблю тебя, Марти. Ты вытащил меня сюда, надеясь, что я чему-то научилась за год без тебя, и кое-чему я действительно научилась, но…
— Но пока недостаточно, — пробормотал он.
Вдруг Юдит осенило. Пора принимать решение — хватит играть в детство, иначе она навсегда потеряет любовь.
— Все, Мартин! Пока я лепила его, — она кивнула в сторону снежной фигуры, — я думала о том, что разделяет нас. Ты преуспеваешь в мире, который мне неведом. Но надо все же смотреть на то, что объединяет, а не разъединяет нас. Я наконец поняла, что именно это самое главное, и сделала нелепую и уродливую снежную бабу как символ всего плохого и незрелого во мне. Она скоро растает под лучами солнца. Так же все наносное и вздорное растает во мне от твоей любви.
— О, милая моя, — протянул он руки к ней. — Ты принимаешь все слишком близко к сердцу.
— Нет, Марти. Но как я могу закрывать глаза на Линду? Хотелось бы не обращать на это внимания, но мне недостает жизненного опыта и зрелости. Ты же достаточно взрослый и потому сделал вид, что ничего особенного не произошло…
— А ничего и не произошло. Это правда, Юдит! Ни измены, ни преступления. Да, я прибрал к рукам компанию мужа Линды, но вполне законно, и ты знала это даже тогда. Неужели ты верила, что я могу пойти наперекор совести?
— Сожалею, что не поверила тебе, Мартин. Но меня настолько угнетали мысли о наших различиях, что на разумное осмысление всего остального просто не хватало головы. Я никогда не говорила это, но, представь, меня очень тяготило твое внимание. Всемогущий баловень судьбы тратит драгоценное время на безвестную выпускницу отделения журналистики! Мне казалось, что мощный прибой уносит меня в океан, что я потеряла опору под ногами. А потом Линда стала для меня тем острым рифом, о который беспощадный девятый вал разбивает неумелого пловца.
Юдит наклонила голову и ковырнула носком лыжного ботинка острый край ледяного наста.
— Да, — признала она, — Линда, с другой стороны, стала и моим спасательным кругом, который помог мне не утонуть в пучине страсти и добраться до другого берега. Ведь если бы мы тогда поженились, все сложилось бы еще ужасней. Развод…
— Развод? — прервал ее Мартин. — Нет уж, милая, если ты заранее думала о расставании, то к чему вообще связывать себя браком?
Юдит чуть не рассмеялась. Действительно, она и сейчас такая же глупая, видит одно плохое и не понимает простых вещей.
— А как теперь? — спросил он серьезным тоном. — Достаточно ли ты повзрослела, чтобы правильно подойти к браку?
Юдит почувствовала смятение. С одной стороны, Линда оставалась занозой в сердце. С другой — просить его рассказать все означало бы, что ничего не забыто и не прощено.
Наконец она кивнула. Как ни странно, но Юдит все время в глубине души знала, что между Линдой и Мартином ничего не произошло. В этом она убедилась ночью, когда сердце еще раз сказало, что он любит ее. Однако в глубине души шевелилось сомнение. Да, только сердце зорко, но и оно иногда ослеплено страстью. Кроме того, что-то все-таки между ними случилось, существовала какая-то связь, общность или интерес. Юдит не могла разобраться в этом. Но ради счастья и спокойствия, возможно, следовало бы выкинуть все из головы полностью и окончательно.
— Я бы попыталась заново, — с широкой улыбкой сказала она, подняв на него глаза и доверчиво шагнув навстречу любимому. Не собираюсь доказывать тебе что-либо — не надо. Ты дал мне время обдумать все, потом сам сделал первый шаг — и вот я здесь. Если хочешь — взрослая и исправившаяся.
Он шутливо поднял руки, как бы капитулируя, потом решительно шагнул к ней и сжал в объятиях. Горячее дыхание на холодных губах Юдит окончательно растопило ее, ледяная пелена, окутывавшая душу, растаяла от этого тепла. Наконец все устроилось, подумала она. Более того, все теперь должно сложиться идеально.
Наконец Мартин ослабил хватку и взял ее за кончик подбородка, чтобы заглянуть в глаза.
— А как же насчет всех этих различий меж нами? — озабоченным тоном спросил он, хотя смеющиеся глаза выдавали несерьезный настрой.
— Да уж, — рассмеялась она в ответ. — Как нам быть?
Но в этот момент надуманные проблемы навсегда исчезли из ее сознания.
— Будем считать их плодами твоего воображения!
— Нисколько! Ведь ты же в жизни никогда бы не додумался слепить снеговика!
— Правда, а ты его слепила! Теперь бедолага уныло стоит на морозе один, совсем голышом, окоченев вконец. Но это, наверное, поможет нашему общему другу… — Он отступил на шаг, размотал шарф и повесил его на снеговика. — Теперь надо бы обзавестись ртом, пожалуй!
Радостно смеясь, он взял ее за руку и потащил за собой.
— Пошли, поищем каштаны. Наверняка еще прячутся под снегом.
— Каштаны! — засмеялась Юдит, отдаваясь ощущению радости момента. — Далеко ходить не надо! У тебя уже нос почернел от холода, как каштан.
Через час они вернулись домой, дрожа от холода, с промокшими ногами и сияющие от счастья. На кухне Мартин стащил с нее промерзшие ботинки и стал растирать ступни.
— О, Марти, — простонала она, — как ужасно, что здесь нет моей одежды!
