Элизабет Огест - Люблю всем сердцем
– Ради Бога, не надо никакой самодеятельности. Поверьте мне, я знаю, что лучше для моих детей.
С этими словами Джад покинул библиотеку.
Направляясь к тройняшкам, Минерва на какое-то время задержалась у Джона – убедиться, что с ним все в порядке. На пороге игровой комнаты она остановилась как вкопанная. Джад с Фелисой играли на полу с ребятишками. С лица Джада сошла мрачная мина, он задорно улыбался, рядом находилась красивая блондинка. Со стороны они выглядели как одна счастливая семья. Эта мысль огнем обожгла Минерву. Что это? Ревность? Лучше, пока не поздно, подавить такие мысли и чувства.
Зная, что ее отсутствия никто не заметит, Минерва отправилась на кухню. По своей натуре она была добрым и миролюбивым человеком, никаких споров и конфликтов просто не переносила. Обвинения Джада, его злость и нападки причиняли невыносимую боль, и Минерва чувствовала необходимость с кем-то отвести душу. Но ей даже не пришлось ничего говорить. Стоило Минерве войти на кухню, как Люси стала извиняться.
– Эта Фелиса мне все нервы истрепала, – начала Люси, – она уже который год бегает за Джадом, вот я и боюсь, что он падет жертвой ее чар. А она ему совсем не пара. Мне бы не хотелось, чтобы он совершил ошибку во второй раз. – Люси нахмурилась. – Только даже я не ожидала, что он придет в такую ярость, когда я сказала ему о появлении Фелисы и что она опять в своем репертуаре. Я пыталась ему объяснить, что с детьми все в порядке и ничего страшного не произошло, но куда там, он даже не стал меня слушать.
Без сомнения, Люси искренне ей сочувствует и сожалеет, что невольно подставила ее. Значит, ей будет небезынтересно узнать и другую новость.
– Его жена вернулась, она в городе.
Люси всплеснула руками.
– Это объясняет, почему он пришел в такую ярость.
– Он боится, что она попытается увидеться с детьми, – добавила Минерва.
– Не думаю, что с ее стороны это хорошая идея, – задумчиво протянула Люси.
По реакции Люси Минерва поняла, что та в принципе разделяет мнение Джада по этому поводу.
– Но она же их мать!
– Никогда не думала, что скажу такое, но этой женщине было бы лучше совсем не иметь детей. – Домоправительница недовольно поджала губы.
И Минерва в первый раз допустила мысль, что, возможно, Ингрид Грэм именно такая женщина, какой и Люси, и Джад ее описывают – холодная и равнодушная к своим детям. Ладно, ее это не касается. Ее работа – следить за детьми и по возможности избегать конфликтов.
Фелиса осталась на обед, а после снова пришла с детьми. Когда она ушла, стоял уже поздний вечер. Как раз наступило время укладывать малышей спать. Когда Минерва наконец переделала все дела, она почувствовала себя вконец уставшей. Но волнений за день было столько, что она никак не могла уснуть.
Чтобы хоть как-то отвлечься, она решила заглянуть к Джону. Тот мирно спал.
Потом она направилась на кухню выпить воды. И когда проходила по коридору, то заметила, что у окна в холле стоит Джад. Было темно, и лица его она разглядеть не могла. Плечи его были опущены – так, словно мир всей своей тяжестью обрушился на него.
Она хотела пройти мимо, сделать вид, что не заметила его, но неожиданно для себя обратилась к нему:
– С вами все в порядке, сэр?
Он резко обернулся. Его взгляд скользнул по ее просторной ночной рубашке, по распущенным волосам, водопадом ниспадающим на плечи, и в который раз отметил, что в ее облике нет ничего искусственного. Все в ней так естественно и потому притягательно. В тот момент, когда он думал, что в этом мире нет уже никакой силы, способной отвлечь его от проблем, вдруг появляется она. Он был ей благодарен просто за то, что она сейчас оказалась рядом.
– Люси сказала мне, что вы обеспокоены необходимостью держать детей подальше от их матери.
Минерва тут же подобралась и приготовилась к головомойке. Правда, он выглядел сейчас не слишком воинственно. Может быть, удастся решить вопрос мирным способом.
– Просто мне все это кажется несколько странным.
Джад отошел от окна и, сев в ближайшее кожаное кресло, после продолжительного молчания заговорил:
– Я собираюсь рассказать вам то, что никогда не обсуждал с Люси. Хотя думаю, она об этом знает или, по крайней мере, догадывается. Но вам я вынужден объяснить, почему настаиваю на строжайших мерах безопасности. Естественно, все, что вы узнаете, носит совершенно конфиденциальный характер.
Джад знаком предложил Минерве сесть в соседнее кресло.
– Даю честное слово, что никому не буду рассказывать о том, что услышу, – пообещала Минерва, присаживаясь.
– Первый год нашей совместной жизни и еще некоторое время после свадьбы Ингрид была веселой, жизнерадостной женщиной. Ни разу ее лицо не омрачила тень печали, мы ни разу не поссорились. Все было здорово и замечательно. А потом она забеременела, и пока носила Джона, все время волновалась, что от этого испортится ее фигура, постоянно нервничала и говорила, что пошла на это ради меня, так как я хочу ребенка. Она же, получается, ребенка не хотела. Мы с Люси делали все возможное, чтобы она чувствовала себя комфортно. Я думал, что со временем все образуется, что она привыкнет к своему положению. – Джад говорил эти слова с неподдельной горечью. Его и без того мрачное лицо стало еще более угрюмым. – После родов жизнь, казалось, вошла в нормальную колею. Однако со временем я стал замечать синяки на руках сына. Люси их тоже заметила. В общем-то, это она обратила мое внимание на них. Ингрид появление синяков объясняла тем, что Джон очень подвижный ребенок. Но что поразило меня больше всего: я стал замечать, что Джон боится ее. Я не мог поверить в то, о чем уже стал потихоньку догадываться. Однажды я вернулся домой раньше обычного. Люси в это время была на кухне и не могла слышать, что происходит в детской. Когда я вошел, то увидел, что Ингрид бьет ребенка. Больше всего поразило меня то, что у нее на лице было выражение ненависти. В тот день мы очень сильно поругались. Ингрид обвиняла меня, что о ребенке я беспокоюсь больше, чем о ней.
Минерва отчетливо представила маленького и беззащитного Джона в руках жестокосердной матери. Слезы сочувствия навернулись на глаза.
– Я всегда думала, что он скучает по матери, когда смотрит на меня. А оказывается, в его сердце жив образ предыдущей няни. – Минерва испытала ярость: как можно быть такой ужасной матерью! – Она ревновала к своему собственному ребенку так сильно, что готова была поднять на него руку! Она законченная эгоистка!
Джад подтверждающе кивнул.
– Да, для меня было сильным потрясением, когда я узнал Ингрид с этой стороны. Я постарался убедить ее, что ревновать к ребенку глупо. Но с этого момента стал смотреть на нее более трезвыми глазами. Вот тогда-то я и понял, что Ингрид чувствует себя несчастной, если кто-то другой находится в центре внимания. И чем больше я это понимал, тем сильнее хотел, чтобы мы разошлись. Сначала она говорила, что не хочет развода, потому что любит меня. Но я не верил в ее чувство. Нельзя по-настоящему любить мужа и при этом ненавидеть ребенка. Тогда она стала угрожать, что оформит опекунство над ребенком и я никогда больше не увижу Джона. Понятное дело, этого я допустить не мог. С того времени мой брак превратился в каторгу.
