Кэрри Томас - Вновь с тобой
Пруденс, любимая тетка, на которую Габби всегда взирала с обожанием, ждет ребенка от Марка Ленокса! От человека, за которого вот-вот должна выйти замуж ее племянница. От непереносимой боли Габби громко застонала и уткнулась лицом в подушку.
Пруденс Смолл была очень хороша собой — высокая и светловолосая, как ее брат Алекс, с изящной фигуркой, которой завидовали женщины и помоложе. Гибкое тренированное тело помогло ей успешно скрыть беременность. Габби содрогнулась, припомнив, как поддразнивала тетку: та, мол, чревоугодничает и все толстеет, оттого и стала одеваться в балахоны, скрывая складками и свободным покроем позорный недостаток.
Габби вдруг вскочила, опрометью бросилась в ванную, и там ее вырвало. Обессилев, она долго сидела неподвижно и дрожала всем телом. Боль была так велика, что Габби продала бы черту бессмертную душу, только бы сбежать сейчас в «Блу Пайнс» и выплакаться в объятиях матери… Однако это невозможно, потому что в деле замешана Пруденс. Значит, надо стерпеть все в одиночку и вернуться в Люцерн. Там, немного успокоившись, она напишет Марку и сообщит, Что между ними все кончено. Это письмо будет ждать его, когда он вернется из Шотландии. Отсрочка даже к лучшему. К тому времени, надеялась Габби, она свыкнется с мыслью, что Марк Ленокс больше для нее не существует. Она сменит номер телефона, а если бывший жених вздумает позвонить в школу, попросит, чтобы ему не сообщали ее новые координаты. Только одно сейчас может исцелить ее раненую душу — никогда больше не видеть Марка Ленокса. А летом она вызовется поработать в школьном лагере, чтобы быть подальше от Пруденс, когда родится ребенок. Ребенок Марка.
Габби разрыдалась и долго не могла успокоиться. Она прибыла в Люцерн с распухшим носом и с красными глазами — пришлось солгать, что простудилась.
Марк слушал Габби в полном молчании, лишь изредка яростно мотая головой, словно открещиваясь от ее рассказа. Когда она закончила, он без единого слова встал и вышел из гостиной. Габби смотрела ему вслед, прикусив губу и гадая, что же ей теперь делать. К ее удивлению, Марк вернулся с бутылкой виски и двумя стаканами.
— Знаю, ты терпеть не можешь виски, — сказал он, предвосхитив ее отказ, и отрывисто добавил: — Разве что твои вкусы изменились. И все-таки я считаю, что нам обоим надо выпить что-то покрепче кофе.
Да он в бешенстве, неприязненно подумала Габби. Как будто это я, а не он, во всем виновата!
Марк плеснул виски на самое донышко, протянул ей стакан и велел выпить. Габби подчинилась, морщась от неприятного вкуса, но втайне радуясь хмельному теплу, которое тут же растеклось по телу. Марк отпил из своего стакана и сел, вытянув ноги, на потертый кожаный подлокотник дивана. Лицо его было непроницаемым.
— Недурная история, — наконец заметил он.
— И, заметь, до последнего слова — истинная правда! — огрызнулась Габби, раздраженная тем, что не видит ни малейшего признака раскаяния.
— Лишь отчасти.
Она нахмурилась.
— Так ты отрицаешь, что Люси — твоя дочь?
— Разумеется, отрицаю! — презрительно бросил Марк. — Если бы — если бы! — я сделал женщине ребенка, то не отдал бы его на воспитание чужим людям.
Габби тупо смотрела на Марка, потрясенная до глубины души. Она пришла сюда, свято уверенная в его виновности… однако и слова его, и голос были предельно искренни.
— Я тебе не верю, — сказала она наконец больше по привычке, чем из убежденности.
— По-твоему, я стал бы лгать в подобном деле? — жестко спросил он.
Габби не отрываясь смотрела ему в лицо, каменное от ярости.
— Но Люси ведь вылитая ты. Черные волосы, глаза…
— У Ники тоже карие глаза, — напомнил Марк.
— Да, но золотисто-карие, а не зеленоватые, как у тебя… и у Люси. — Габби прерывисто вздохнула и протянула ему пустой стакан. — Можно еще?
— Нет. Я предпочитаю вернуть тебя родителям относительно трезвой.
Она встала.
— Так будь добр, сделай это прямо сейчас.
— Сядь! Так легко ты от меня не отделаешься.
— Послушай, Марк, я знаю, что ты злишься… — начала Габби, но он резким жестом оборвал ее на полуслове.
— Злюсь? — Марк грубо хохотнул. — Ты что же, так ничего и не поняла? Ты имела смелость разрушить две жизни, когда простое объяснение за минуту расставило бы все по местам. Разумеется, я злюсь, дорогая мисс Смолл… и вы шагу не сделаете, пока не услышите от меня правду. Впрочем, теперь слишком поздно что-то исправлять. Наши отношения никогда уже не будут прежними. Если не считать, — добавил он с таким блеском в глазах, что Габби покраснела, — что с точки зрения секса мы по-прежнему идеальная пара. Не стану отрицать, меня по-прежнему влечет к тебе… но сейчас ты мне отвратительна.
Слова были подобны ударам хлыста, но Габби упрямо вздернула подбородок и кивнула.
— Продолжай. Выскажись до конца, а потом я уйду.
— Сядь! — велел он.
Габби вернулась на диван — отчасти потому, что босым ступням было холодно, но главным образом оттого, что ноги подкашивались от ужаса. Если не Марк — отец ребенка Пруденс, то кто?
Марк заговорил не сразу. Он долго смотрел в свой стакан — словно в остатках виски, как в хрустальном шаре, видел картины прошлого.
— Признаю, я очень любил Пруденс, — наконец начал он, — но любил как человека, а не как женщину. Она была правой рукой моего отца и разбиралась в бизнесе в десять раз лучше, чем я, когда только пришел на фирму. Во время университетских каникул я работал на разных стройплощадках, но, когда речь шла об управлении строительством, я по-прежнему оставался профаном.
Пруденс Смолл, личная секретарша Генри Ленокса, основателя компании, немало помогла Марку с того дня, когда он начал работать в отцовской фирме. Зачастую она служила буфером между боссом и его наследником — оба отличались неукротимым нравом.
— Потом в один прекрасный день Пруденс пригласила к себе на вечеринку нескольких сотрудников компании, включая и меня. И тут совершенно неожиданно появилась ты. — Марк испытующе взглянул на Габби. — Полагаю, ты помнишь тот день?
— О да, — мрачно отозвалась она. — Как же я могла его забыть?
— Она никогда прежде не приглашала меня к себе домой, видимо потому что я был сыном ее босса. И больше я никогда там не бывал, — с нажимом добавил Марк, — кроме тех случаев, когда у Пруденс гостила ты. Единственное место, где я после нашей помолвки встречался с Пруденс помимо офиса, — «Блу Пайнс».
— Но в тот день, когда я вернулась в твою квартиру…
— Пруденс упала в обморок во время деловой встречи. — Марк невесело усмехнулся. — Все присутствующие, включая моего отца, ударились в панику, и мне ничего не оставалось, как взять ее на руки и перенести в мой кабинет. Отец хотел послать за врачом, но Пруденс быстро пришла в себя и попросила, чтобы ее отпустили домой. Я вызвался ее отвезти, но по дороге в машине ей стало так плохо, что я привез ее в свою квартиру, чтобы она могла отдышаться.
