Натали де Рамон - Расправить крылья
На метро я доехала до конечной остановки «Порт-де-Клиньянкур». Утверждают, что блошиный рынок Сент-Уэн — крупнейший в мире и обойти за один день все его крошечные лавочки и переполненные барахлом магазинчики невозможно. Когда я была маленькой, мы частенько наведывались сюда с бабушкой, и она казалась мне королевой, обходящей свои сказочные владения. Ее квартирка, в которой я живу теперь, была тогда вся забита такими же, как и представленные здесь, старинными вещицами, она постоянно что-то продавала и покупала у знакомых антикваров на этих маленьких улочках за чертой города.
Но сейчас я вдруг поймала себя на мысли, что все здесь какое-то слишком мелкое, пыльное, обшарпанное. Сколько же я не была в Сент-Уэн? Бабушки нет уже лет двенадцать, в последние годы она вообще не покидала своего жилища…
В первой же лавочке я расчихалась от пыли и уже ругала себя за глупую прихоть. Впрочем, я была настолько уверена, что непременно куплю «заказанные» серьги, что даже расстроилась, не обнаружив их в этом заведении.
Наверное, зря я это затеяла, засомневалась я, выйдя из полумрака антикварной лавки. Я стояла на улочке знаменитого Сент-Уэна, состоящего сплошь из таких же улочек с бесчисленными магазинчиками и лавчонками. Странно, но сейчас я совершенно отчетливо не любила ничего старого, оно не рождало во мне, как лет пятнадцать-двадцать назад, никаких романтических фантазий. Признаюсь, от одного вида «сокровищ», выставленных в витринах, я чувствовала невероятную брезгливость и ненависть к этим предметам, посмевшим пережить своих хозяев!
Я побрела по улочке, тоскливо поглядывая по сторонам и не решаясь зайти ни в одну лавку. Мебель, безделушки, подсвечники, ковры, одежда, чучела, маски, часы, вазы, лампы… Фу, как это можно брать в руки, тащить в свой дом надменных бездушных свидетелей чужих жизней, которые с тем же безразличием будут наблюдать за вами, а потом перейдут еще кому-нибудь и точно так же снисходительно переживут и его…
Странно, но картины не вызывали у меня неприязни. Они жили собственной жизнью и добродушно разрешали присоединиться. Так и полотна Арнульфа с непроизносимой фамилией никогда не утратят живую душу, а моя одежда, «модная одежда для настоящих женщин», непременно превратится в омерзительные обноски!
В очередной витрине на побитой молью бархатной подушечке покоились «крупные серебряные с бирюзой серьги, но не цельные, а из подвижных фрагментов и цепочек».
Я растерялась. Это они! Точно, сомневаться не приходится! Но как я надену на себя чьи-то чужие серьги? Вдруг их бывшая хозяйка была несчастлива? Или, наоборот, они принадлежали отвратительной жестокой бабе?
Глава 18, в которой Арнульф спустился на шестой этаж
Арнульф спустился на шестой этаж и позвонил в дверь Ирен. Под мышкой он держал коробку пастели. Как же неудобно получилось с Мартой! — переживал он. Она придумала, как пооригинальнее познакомиться с Ирен, дала вино, персики и скатерть, сочувствует, интересуется моей живописью, а я обидел ее отказом послушать то, что она написала. Но она все равно щедро одолжила мне пастель…
За дверью не было ни звука. Арнульф позвонил еще раз. Ну же, милая, открывай, это я! — мысленно крикнул он. Пожалуйста, я соскучился! Не думай, я никуда не сбежал, просто ходил за пастелью… Я же должен нарисовать тебя так, как ты этого достойна!
Он снова нажал на кнопочку звонка. Длинная трель за дверью. И все. Ни шагов, ни скрипа половиц. Вдруг солидно залаяла собака. Арнульф даже вздрогнул, у Ирен ведь не было никакой собаки! Конечно, это не у нее, это из соседней квартиры…
— Марта, Ирен не открывает.
— Это она из женской солидарности. Тебе неинтересно, что пишет другая женщина, вот она и не… — насмешливо начала Марта, но вдруг сочувственно заглянула Арнульфу в глаза, резко оборвав свою иронию. — Арни, ее просто нет дома. Разве она не могла уйти куда-нибудь?
— Могла. Она вернется?
Арни спросил с такой надеждой, как будто возвращение Ирен зависело именно от Марты, и ей действительно стало ужасно жалко своего влюбленного недотепу-одноклассника.
— Конечно, вернется, — сказала она. — Не переживай.
Глава 19, в которой выставочный зал был закрыт
Выставочный зал на улице Темпль напротив моего офиса был закрыт. И серьги не решилась купить, и опоздала! Дура! Дались тебе эти серьги!
Я топталась на пороге, пытаясь заглянуть в темное окошко двери. А вдруг я не встретилась с Арнульфом только из-за того, что их не купила? Они же ведь существуют, я их видела… Нет, это чушь, при чем здесь какие-то серьги, надо было сразу идти сюда, а не тащиться на край света!
«Вам нужно носить крупные серебряные с бирюзой серьги, но не цельные, а из подвижных фрагментов и цепочек»… Я очень явственно услышала его голос и это характерное длинное «о».
— Такси! Скорее в Сент-Уэн!
Я с трудом разыскала ту крошечную лавку, забитую сплошной бижутерией.
— Видите ли, мадам, — антиквар уже запирал свое заведение, — я, конечно, достану вам серьги с витрины, не в моих правилах отказываться от возможного клиента, но…
— Я их обязательно куплю. — Я чувствовала, что ему очень не хочется снова возиться с замком и сигнализацией.
— Но они вовсе не старинные. Так, скажем, довольно удачный новодел из Арабских Эмиратов.
Глава 20, в которой здорово побывать в квартире Ирен
— Марта, конечно, здорово тайком побывать в ее квартире, но ты уверена, что вот эта тетенька, — Арнульф указал на старушку, которая на балконе, соседнем с балконом Ирен, давно занималась цветами, — не вызовет полицию, увидев, как кто-то средь бела дня проникает в квартиру по веревке? Может, все-таки лучше дождаться Ирен и просто позвонить в дверь?
— Вот и дождешься у нее дома. Это же гораздо романтичнее. Она весь день думает, куда ты пропал, а ты встречаешь ее на пороге, дескать, никуда я не уходил, я все время был здесь, просто ты меня не видела.
— Ты думаешь, так лучше?
— Конечно, Арни! Зачем лишать ее удовольствия чувствовать себя героиней романа? Разве к кому-нибудь из ее подруг «прилетал» кавалер?
Марте самой было интересно не на бумаге, а в жизни развивать «лав стори». В конце концов, Арни уже терпеливо выслушал и похвалил ее новый рассказ, надо же ему помочь, тем более он послушно выполняет любые ее «романтические» указания.
— Арни, это ведь мечта любой женщины: хоть на миг оторваться от монотонной жизни! Неужели тебе самому не нравится некий ореол таинственности? Загадочность твоего появления? Был бы ты бухгалтером или, скажем, пекарем, никто и не требовал бы от тебя ничего необычного. Но ты же художник!
