Хелен Майерс - Любовь и предательство
— Сначала я жила с Алли Сандерс. Ты помнишь Алли Сандерс из средней школы?
— Богатая девчонка, которая жила здесь со своей бабушкой, потому что ее родители вечно путешествовали.
— Да. А когда ее бабушка умерла, она вернулась на Север и поступила в колледж. Она позволила мне поселиться в своей квартире.
— Надолго ли? Ты была еще ребенком. Сейчас тебе чуть за тридцать.
С математикой у него все в порядке.
— Хочешь спросить о моей личной жизни? Не твоего ума дело, Хью. Не надо снова накалять обстановку. Я не против отвечать на любые вопросы только насчет Кайла.
— Тем не менее я спрашиваю.
В груди у нее заныло.
— Кайл носит мою фамилию. Это все, что должно иметь для тебя значение.
— А мне кажется, ты что-то утаиваешь. Почему ты дала мальчику свою фамилию?
«К чему беспокоиться? — спросила она себя. — Так или иначе он все равно узнает то, что захочет знать. Пусть лучше услышит непосредственно от меня».
— Потому что после развода я снова взяла свою фамилию, — устало сказала она. — Удовлетворен?
Хью выглядел так, словно только что получил удар между глаз бейсбольной битой. Но через несколько секунд, когда потрясение прошло, разразился коротким сардоническим смехом.
— Ты успела выскочить замуж до того, как родился ребенок? Черт, да ты действительно была убита горем, не правда ли?
Было нелепо пытаться объяснить, но Тейлор тем не менее пригладила короткие волосы на затылке и попыталась:
— Да, положение мое было ненадежным, и я боялась, а Джим Патрик был славным парнем, с которым я познакомилась сразу по приезде в Детройт, он учился на полицейского, и в роду у него все были полицейскими, но он мечтал стать учителем. Он захотел помочь мне, а я нуждалась в помощи. Мне казалось, что я поступлю мудро, если попытаюсь дать ребенку настоящий дом, но нам было лучше оставаться друзьями. Незадолго до рождения Кайла Джим встретил более подходящую женщину. Я убедила его не валять дурака... вот он и развелся со мной, женился на ней и стал учителем. Сейчас у них трое потрясающих ребятишек.
— Самая невероятная история, какую мне доводилось слышать.
Словесная реакция Хью была довольно мягкой по сравнению с осуждением, почти отвращением, отразившимся на его лице. Он совершенно не походил на того мальчика или молодого человека, которого она знала и любила, и у нее даже в мыслях не было, что он может стать таким. А если хоть что-то от того человека и осталось, так было хорошо скрыто под толстой броней горечи и обиды. Такой броне можно найти оправдание, но к ней трудно привыкнуть, и сейчас она предпочитала рассматривать шнурки своих спортивных ботинок.
— Что ж, как говорится, правда бывает причудливее, чем вымысел, — пробормотала она.
— Только ответь мне: называет ли Кайл его папой?
— Нет, конечно.
Тут она поняла, какую большую ошибку совершила, и сразу же попыталась исправиться:
— Как я уже сказала, мы остались друзьями, но я переехала назад к Алли, закончила школу и занялась тем, что бросил Джим, — стала учиться на полицейского.
— Когда мы были детьми, ты никогда не говорила, что хочешь стать полицейским.
Нет, конечно, целой вселенной для нее был он. Однако она не настолько глупа, чтобы признаться в этом сейчас.
— Все мы меняемся, Хью.
— А что, если бы ты погибла? Кто тогда позаботился бы о мальчике? Эмметт?
Ее снова охватил гнев, но теперь она знала, как с ним справиться.
— Он вырастил меня.
В ее реплике прозвучал вызов, но она предпочла протянуть ему оливковую ветвь.
— Думаю, я стала неплохим полицейским, Хью. У меня хорошая подготовка, и, зная, что меня ждут дома, я стараюсь соблюдать осторожность.
Он покосился на револьвер, намекая, что ее действия не подтверждают ее слов.
— Тогда почему же ты уволилась?
— Не стану обманывать тебя. Не все благополучно с Кайлом.
— Наркотики?
— Слава Богу, нет. По крайней мере не думаю. Но мне необходимо было увезти его от парней, с которыми он связался, иначе были бы и наркотики, и многое другое. Я не в силах противостоять тому давлению, которое могут оказывать сверстники, хотя у нас с ним были потрясающие взаимоотношения до этого последнего учебного года. Вот и все, — закончила она, пожав плечами.
— Не совсем.
Такого момента она всегда боялась, и спастись от него на этот раз было невозможно, как бывало в прошлом, когда она пробуждалась после кошмарного сна.
— Что ты имеешь в виду?
— Он мой сын и знает об этом, а вскоре узнает моя мать — как только вернусь домой, я сразу же расскажу ей. Затем узнает весь город.
— Не обязательно. Нет необходимости во всеуслышание объявлять об этом.
— Я хочу, чтобы он носил мое имя.
— А как насчет его желания?
— Кажется, он дал ясно понять, когда разыскал меня.
— Любопытство и согласие не одно и то же.
— Он мой сын, Тейлор. Будет ошибкой пытаться удержать его вдали от меня.
— А я была твоей возлюбленной, но для тебя не составило труда отвернуться от меня! — огрызнулась Тейлор. — Я не стану подвергать опасности моего мальчика!
Глава четвертая
Хотя слова Тейлор и хлестнули его как бичом, Хью не мог не восхищаться ее мужеством. Как и ее старик, она всегда была прямым и честным человеком. Но она могла бы и не напоминать ему о том, как он обошелся с ней. С этой мыслью он жил каждый день своей жизни. Чего Тейлор не знала и не могла знать, так это того, что первоначально он действительно отстранился от нее, так как был подавлен ее предательством, но одновременно его охватывал ужас перед своим будущим. Он считал, что оберегает ее.
Они были близки настолько, насколько могут быть близки двое людей. Сесть в тюрьму и наблюдать, как увядает и постепенно гибнет их любовь, было для него хуже смерти. Хью считал, что, разрубая их связь быстро и решительно, он спасает ее... обоих от растянувшихся на годы страданий. Каково же ему было узнать, что его упрямое молчание только усугубило ее горе... хотя оно и оказалось кратковременным, судя по замужеству.
Он закрыл глаза, пытаясь найти островок спокойствия среди бушевавшего в его груди шторма. Прошлое невозможно вернуть, но они каким-то образом должны выбраться из трясины. Если не удастся сделать этого, жизнь обоих потеряет смысл.
Не привыкший иметь дело со столь противоречивыми чувствами, он не сразу нашелся что ответить. Но когда заговорил, то тщательно взвешивал каждое слово.
