С первого взгляда (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна

Дашка молчит. Судорожно соображает, как бы вывернуться из щекотливой ситуации.

— Можешь не напрягаться и не выдумывать ложь, — продолжаю я. — Все равно не поверю.

— Ну, допустим, отжала я у нее браслет, и что? — с вызовом произносит Севастьянова. — Ты сам-то давно в святоши заделался?

— А ты стрелки не переводи. Мы сейчас о тебе базарим, — не моргая, смотрю ей в глаза. — О том, что ты воровка и дрянь.

— А ты не охренел?!

— Я, может, и охренел, но это не твоего ума дела. Браслет Ане надо вернуть. В самое ближайшее время.

— Да пошел ты! — фыркает Дашка, скрещивая руки на груди и отворачиваясь в сторону.

Но сама при этом едва уловимо дрожит. Знает, сучка, что я попусту воздух не сотрясаю.

— Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, — говорю вкрадчиво. — Завтра же твои безразмерные труселя будут развеваться на флагштоке всем пацанам на потеху. Хочешь? Я организую.

— Ты сумасшедший, Горелов!

— Ты даже не представляешь, насколько, — скалюсь. — Ну что, есть желание потягаться со мной в безумии?

— Да задолбал! — она рывком снимает с руки украшение и протягивает его мне. — Держи! Подавись!

— Не-не-не, — веду головой из стороны в сторону. — Так не пойдет. Ты браслет у Ани отняла, ты его и возвращай. Только по всем правилам этикета, поняла? С искренними извинениями и полным признанием своей вины.

— Ты издеваешься?! — в глаза Севастьяновой читается ужас.

— Ничуть.

— Я не буду перед ней извиняться!

— Тогда завтра же твои панталоны пятьдесят второго размера будут гордо реять над детдомом, — с театральным пафосом заявляю, взмахивая рукой.

— Какой же ты урод! — яростно шипит она.

— Это значит, что мы договорились? — ничуть не обидевшись, уточняю я.

Севастьянова пыхтит, надувшись, как рыба-шар.

— Даш, на дури, — снисходительно роняю я. — Тут без вариантов. Сама понимаешь.

— Ладно! — гневно выплевывает она. — Верну я браслет твоей Красновой! Но больше ко мне никогда не подходи!

— Не больно-то и хотелось, — хмыкаю я, наблюдая за тем, как разъяренная Дашка на всех парах уносится прочь.

Дело сделано.

Надеюсь, совсем скоро в Аниных глазах будет чуть меньше печали.

Глава 14. Аня

Погружаю ложку в жидкую пшенную кашу, вполуха слушая Ниночкин пересказ статьи из какого-то модного журнала, который ей удалось бегло полистать. Вообще, по правилам, в библиотеке у нас исключительно книги, но иногда в детдом чудесным образом просачиваются и периодические молодежные издания. Типа «Cool» и «Все звезды».

После инцидента на дискотеке Нина несколько дней была чернее тучи и разговаривала со мной через губу. Но потом остыла, и наши отношения вернулись в прежнее русло. Я, конечно, не в восторге от подобных перемен в ее настроении, но выбирать не приходится. Ведь Нина по-прежнему моя единственная подруга.

Отпиваю сладкий чай, когда внезапно рядом с нашим столиком возникает тучная фигура Даши Севастьяновой. Ничего хорошего от этой девчонки ждать не приходится, поэтому я интуитивно сжимаюсь в напряжении.

Что ей нужно? Зачем она здесь? Обычно компания старшеклассниц обитает в другом крыле столовой…

— Эм… Я… — начинает Даша, явно ощущая себя не в своей тарелке. — В общем, я хотела извиниться.

Изумленно расширяю глаза. Мне не почудилось? Она правда это произнесла?

— Я не должна была забирать твой браслет, — продолжает Севастьянова, переминаясь с ноги на ногу. — Это было неправильно.

Сказать, что я в шоке, — не сказать ничего. Разумеется, я мечтала вернуть подаренный бабушкой браслет, но вот на извинения даже не надеялась. И что только нашло на задиру Дашу? Совесть внезапно обострилась? Или тут что-то другое?

— Ну… Ладно, — в замешательстве отзываюсь я.

Севастьянова поджимает губы и стыдливо оглядывается на подруг, которые с мрачными лицами стоят чуть поодаль. Затем тяжело вздыхает и, достав из кармана ветровки мой браслет, протягивает его мне:

— Вот. Держи.

— С-спасибо, — не веря своему счастью, забираю из ее рук свою реликвию, и растерянно улыбаюсь.

Неужели это все? Она просто вернула мне мою вещь? Без всякого подвоха?

Даша разворачивается на пятках и, больше не проронив ни слова, устремляется прочь. Ее подружки одаривают меня неприязненными взглядами и тоже уходят. Мы с Ниной вновь остаемся наедине.

— Ну и ну, — ошеломленно выдыхает подруга. — И что это сейчас было?

По-прежнему пребывая в недоумении, я заторможенно пожимаю плечами, и вдруг напарываюсь на насмешливый карий взгляд, который прилетает ко мне с противоположного конца столовой.

Ну конечно! Как я сразу-то не догадалась? Это же очевидно! Внезапное раскаяние Севастьяновой вовсе не чудо. Это Мот вынудил ее вернуть отнятое. Он же обещал, что моя вещь скоро ко мне возвратится…

Вздергиваю уголки губ в благодарной улыбке. Я так рада тому, что Горелов появился в моей жизни. А еще тому, что она сдержал данное слово. Обычно мальчишки любят чесать языками и пустословить, дабы произвести впечатление, но Матвей, судя по всему, не такой.

Он надежный.

Честный.

Искренний.

А еще у него до безумия обаятельная улыбка…

Не разрывая зрительного контакта, Мот поднимается на ноги, подхватывает поднос и направляется к нашему с Ниной столику.

Сердце в груди трепещет пойманной пташкой, а в животе зарождаются бабочки. Волнение вперемешку с предвкушением разливается по венам, провоцируя учащенное дыхание и предательский румянец на вмиг вспыхнувших щеках.

— Привет, — Горелов ставит свой поднос рядом с моим, а сам садится на стул по соседству.

— Привет, — мой голос звучит на пару октав выше обычного. — Спасибо за браслет, — приподняв руку, демонстрирую ему запястье. — Я знаю, что это ты повлиял на Дашу.

— Пустяки, — отмахивается он, а затем осторожно обхватывает мою кисть, пристально рассматривая украшение. — А браслетик и правда зачетный. Тебе очень идет.

— Спасибо, — смущенно опускаю ресницы. — Я снова твоя должница.

— Ну… Раз уж ты сама об этом заговорила… — в его голосе появляются нотки томительной таинственности.

— Что? — оживляюсь я, подгоняемая любопытством.

— Есть один способ вернуть долг, — Мот переходит на шепот.

— Какой?

Он снова улыбается. Дерзко, красиво, с вызовом. А в глазах загорается дьявольский огонек.

— Иди сюда, — манит меня пальцем. — На ухо скажу.

Откидываю за спину волосы и наклоняюсь ближе. В ноздри тотчас забивается сладковато-свежий аромат Горелова, и желудок делает кульбит. Мне нравится, как он пахнет. До дрожи нравится…

Мот тоже подается ко мне. Между его губами и моей ушной раковиной, по ощущениям, не больше трех сантиметров, и это невообразимо будоражит. Размеренное дыхание обжигает кожу и вместе с тем рассыпает по телу мириады крошечных мурашек. Я натягиваюсь струной и невольно посильнее стискиваю пальцами столешницу.

— Я бы хотел еще один поцелуй, — тихий вкрадчивый шепот сводит меня с ума.

Мысли становятся вязкими и медленными. Сознание затягивает хмельным розовым туманом.

— Хорошо, — отвечаю одними губами, едва помня себя от волнения.

— Я бы хотел поцеловать тебя по-настоящему, Ань. Потому что после того раз ты у меня из головы даже погулять не выходишь…

Сердце спотыкается, а с губ срывается судорожный вздох. Ресницы дробно дрожат. В горле першит. Пульс разгоняется до критических значений и сбивается с ритма. До аритмии. До белых вспышек перед глазами.

Я не знаю, как Мот это делает, но очевидно одно: его слова и интонации огнем плавят мое железо. Я не могу ни возражать, ни спорить, ни сопротивляться. Да что уж там… Я не хочу этого делать! Меня тянет к нему, как якорь к морскому дну. И от мысли о том, что это чувство взаимно, за спиной вырастают крылья…

— Я тоже думала о тебе, — признаюсь еле слышно.

— Так, значит, свидание? — Матвей отодвигается, и его голос приобретает привычное хрипловатое звучание.