Доната Линкольн - Дуновение страсти
Основой послужила история одной из приютских девочек, с которой Пэгги сдружилась. Худющая, нервная, она вызывала жалость и сочувствие. Звали ее Марго, а прозвали «моргулей» за беспрестанное подергивание веками – будто глаза все время были на мокром месте или в них попала соринка.
В приюте Марго оказалась, можно сказать, по собственной воле. Сам по себе факт редчайший, если не исключительный. И далеко не сразу посвятила Пэгги в свою тайну, взяв слово никогда и никому о ней не рассказывать. Не нищета, в которой жила девчушка, поразила Пэгги – обеспеченных среди таких, как они сами, разве встретишь?– а поступок, который та совершила.
Единственной ее игрушкой была красавица кукла, доставшаяся по воле случая во время рождественской ярмарки: дама, распоряжавшаяся благотворительной лотереей, обратила внимание, каким взглядом пожирала маленькая Марго нарядную, в кружевном платье куклу, служившую главным призом. Его-то неожиданно и получила девочка, с замиранием сердца уставившаяся на дорогую игрушку. Счастливая, она прибежала тогда домой, целыми днями любовалась фарфоровым личиком, расчесывала волосы, поправляла каждую складочку воздушного кукольного наряда. Не расставалась с ней, даже когда спала, бережно укладывая рядом со своей подушкой.
Кукла и впрямь оказалась хороша. Марго завидовали соседские дети и даже их мамаши – редко кто мог позволить себе купить такую – умеющую открывать и закрывать глаза, двигать руками и даже произносить «уа-уа»…
Счастье, озарившее жизнь Марго, длилось недолго. Проснувшись однажды утром, она обнаружила, что кукла исчезла. Отец сторговался с кем-то, обменяв ее на три мешка семенной картошки: для него это был шанс не упустить драгоценное время посадки и гарантии приличного урожая, для Марго – предательство. В тот день девочка навсегда ушла из своего дома…
Перебирая в памяти судьбы своих товарок, Пэгги часто возвращалась к Марго. Чем не сюжет для рассказа, решила она и отважно взялась за перо. Писала вдохновенно, стараясь не упустить ни единой детали, добиваясь точности и правдивости в каждой мелочи быта, обстановки, образа жизни. Особенно старалась передать характер героини, отважившейся на такой шаг, ее психологию.
Как-то в числе других Пэгги показала рассказ своему издателю Майклу Эндроку – не сомневалась, ему понравится. И ошиблась. Эндрок назвал его фальшивым, лишенным социальной подкладки и психологической мотивированности, старомодным. Словом, вынес суровый приговор. В сборник не включил и к двенадцатистраничному тексту «Моргули» больше ни разу не вернулся…
Самое обидное и несправедливое для Пэгги заключалось в том, что Эндрок усомнился в достоверности событий, которые описывались. А ведь все в этой истории чистейшая правда!
Подумать только, досадливо усмехнулась про себя девушка, когда врешь – тебе верят, как, например, сегодня утром Джесси Морден, радостно приподнесшая ей ватного уродца в гороховом платьице, а говоришь или пишешь правду – упрекают во лжи. Приезд в Реджвуд – еще одно тому доказательство. Вряд ли Брюс Патерсон, посвящающий сейчас Пэгги в дела имения со всеми его «картофельными проблемами», принимает за чистую монету ее бескорыстный приезд сюда, хотя, видит Бог, ей и в голову не могло прийти даже мечтать о каком-либо наследстве. Знала бы, в какую двусмысленную ситуацию попадет, возможно, совсем отказалась бы от поездки. Да разве кто поверит в ее искренность? Он-то уж точно!.. Покосившись на Брюса, уверенно справлявшегося с разбитыми проселочными дорогами, Пэгги отвернулась к окошку «джипа»: раскинувшиеся окрест поля, горы вдали, высокое августовское небо действовали умиротворяюще, дышали вечностью, по сравнению с которой любые мирские терзания казались нелепыми. И Пэгги вдруг ощутила в душе покой…
Ко времени ланча они наконец закончили осмотр полей. Пэгги теперь была буквально напичкана знаниями о картофеле. Все, с кем Брюс разговаривал, останавливая свою машину около людей, работавших на грядах, говорили либо об удобрениях и поливе, либо о вредителях.
– Наверно, теперь вы предпочтете иметь дело с картошкой в пакете из супермаркета,– заметив, что девушка устала, сказал Брюс, усмехаясь.
– Именно так,– пробормотала она, уже не пытаясь изображать живой интерес.
– Тогда пошли.– Брюс взял ее за руку и повел обратно к «джипу».– Съездим ко мне на ланч.
– Надеюсь, там не будет картофеля?– поморщилась Пэгги саркастически.
– Как судьба распорядится,– отшутился он.
Поездка к Патерсонам оказалась весьма короткой. Через каких-то пять минут они подкатили к большому бревенчатому дому, крепкому, хотя и потемневшему от времени.
– Он не такой старый, как вам представляется,– сказал Брюс, заметивший удивление Пэгги.– Все постройки в долине гораздо моложе Реджвуда.
– Я думала, освоение земель и строительство шло здесь одновременно.
– Да, несколько семей поселенцев обосновались сразу. Но во время восстания индейцев, которое мы называем войнами короля Филиппа, деревню сожгли дотла, людей перебили…
– Стыдно, если плохо знаешь историю,– сокрушенно вздохнула Пэгги.
– Войны короля Филиппа,– начал Брюс голосом школьного учителя,– продолжались с 1675 по 1678 год. Индейцы воевали и с местными жителями, и друг с другом. Даже тогда здешние земли ценились исключительно высоко! Когда бойня закончилась, уцелел только Реджвуд; правда, его пришлось сильно переделать. У дома богатая история.
– Я поразилась, узнав, что это исторический памятник. Детектив, к которому пришлось обратиться, дал мне подробнейшую информацию.
– Вы наняли детектива?– переспросил Брюс с внезапно вспыхнувшим подозрением.– Зачем, позвольте спросить?
Пэгги растерялась, очень уж грозен был тон.
– Да вы же сами читали записку отца, где он советует мне поехать в Реджвуд, не сообщив притом адреса. Я и прибегла к услугам «Феникса».
– Так и поверил!– взъярился Брюс.– Не один такой «Феникс» зарится на здешние земли, чтобы пустить их под строительство! За Реджвуд, небось, вам пообещали кучу долларов?.. Кретин, как я раньше не догадался!
– Я не вру,– обиделась Пэгги, голос ее отчаянно зазвенел.– Верьте – не верьте, мне надоело быть человеком без роду без племени! Вам не понять, как важно знать, кто ты и откуда, где покоятся твои предки… А вы, вы…– Слезы навернулись ей на глаза.
– Ну ладно, ладно,– сразу смягчился Брюс.– Извините меня. Станешь подозрительным, если вдруг объявились две девушки с фамилией Макинрой. И обе – претендентки на здешнюю собственность.
– Меня из списка можете исключить,– произнесла Пэгги уже не так обиженно, хотя и с горечью.
