Меллисент Гэмильтон - Дерзкое обольщение
Дорис, потеряв всякий аппетит, перескочила через десерт и сразу принялась за кофе с ликером и сливками.
— Передаю Дорис в твои надежные руки, — сказал Теодор Рикардо, прощаясь с ними у дверей.
— За Дорис можете быть совершенно спокойны, — заверил его Рикардо, и снова ей пришлось терпеть его ладонь на своей талии.
Когда машина тронулась с места, Дорис наконец‑то дала волю своему гневу.
— Ты и дальше намерен обращаться со мной, как со своей вещью? Кто дал тебе право вот так бессовестно лгать больному человеку?.. Каково ему будет через месяц узнать, что свадьба не состоится? — Она стиснула сумочку так, что пальцы побелели. — А эти разглагольствования о внуках, эти многозначительные намеки?..
— Если мне не изменяет память, — уточнил Рикардо, — первой о внуках заговорила ты, я лишь поддержал тему…
— Черт возьми, ты вообще когда‑нибудь о чем‑нибудь думаешь?
— В данный момент я думаю, как через эти транспортные заторы довезти тебя до дома.
— Прекрати все мои слова переводить на шуточки! — взорвалась Дорис.
— Серьезный разговор мы будем вести за кофе, в спокойной обстановке.
— Скажи, тебе в самом деле нравится быть паяцем? — прошипела она.
— Ну что ты! — сказал он. — Не всегда. Только тогда, когда нужно унять чью‑то истерику.
— Хватит! Я тебе не малолетняя девочка! Останови машину! Я пересяду в такси!
— Не дури!
От его резкого и властного окрика Дорис инстинктивно сжалась, но продолжала дергать за ручку двери.
Машина с визгом притормозила у тротуара. Дорис еще какое‑то время пыталась выбраться, пока не осознала, что он не отключил блокировку.
— Выпусти меня!
— Выпущу. Остынь, возьми себя в руки — тогда выпущу.
Феррери выключил мотор и повернулся к ней. Дорис, ослепленная гневом, замахнулась на него, а когда пришла в себя, то обнаружила, что ее запястье зажато в железных тисках.
— Пусти меня, мерзавец! — закричала она.
Рикардо чуть сильнее сжал ей руку, и она вскрикнула от боли.
— Не вырывайся, если не хочешь причинить себе боль. И успокойся.
Его слова подействовали на нее отрезвляюще.
— Я успокоилась. Отпусти меня. Потирая посиневшие руки, она откинулась на спинку сиденья.
— Извини за бестактность, но почему тебя приводит в неистовство любой намек на то, что какой‑либо мужчина может пожелать тебя?
Словно вихрь выдул из головы Дорис все мысли. Пустыми глазами она уставилась в лобовое стекло машины и почувствовала, что во рту у нее пересохло…
Никто — ни ее подруги, ни брат и ни отец — не имели представления, какой страшный шрам оставила в ее душе единственная ночь, проведенная с Беном. Воспоминания о ней до сих пор терзали Дорис по ночам. Это было не испытание, а настоящая пытка. Бен нанес ей тяжелейшее из оскорблений, которых может бояться женщина: силой принудил ее к сексу. Поутру она, не сказав ни слова, наскоро оделась, поймала такси и перебралась в мотель. Оттуда позвонила отцу и Фредди и сообщила им, что ее брак с Беном Кроули можно считать расторгнутым…
Сколько прошло времени — Дорис не знала. Когда, стряхнув оцепенение, она повернула голову в сторону Рикардо, то отметила, что свет в салоне погашен, и лишь правильный римский профиль итальянца рисовался на фоне ночного неба за стеклом.
— Тут рядом пляж, — чуть ли не шепотом произнесла она. — Я бы хотела немного пройтись.
Голос ее звучал так жалобно, что, казалось, говорила не она, а ее бесплотная тень. Дорис опустила голову и даже не почувствовала, как Рикардо повернул ключ зажигания и машина с легким шорохом двинулась вперед.
В полном молчании они доехали до смутно различимой в темноте лестницы, спускавшейся к узкой полоске пляжа. Рикардо обошел машину и галантно открыл ей дверь. Сбросив с ног туфли, Дорис приняла его руку и выпрыгнула из машины на еще не остывший асфальт. Рикардо последовал ее примеру; стянул с себя тончайшей кожи плетеные туфли ручной работы, аккуратно поставил их под сиденье и закатал штанины брюк. Затем захлопнул машину и подошел к лестнице. Дорис последовала за ним. Сейчас его силуэт особенно впечатляюще и грозно рисовался на фоне темно‑лилового ночного неба.
Пляж оказался совершенно пустынным — именно то, чего она и хотела.
— Я прогуляюсь.
— Только вместе со мной, — произнес он. Дорис нервно передернула плечом и зашагала по влажному песку вдоль шумно набегающих на берег волн в направлении дальней гряды скал. Легкий бриз трепал пряди ее шелковистых волос, ласкал лицо, ноги утопали во влажном песке, и так замечательно было слышать глухой ропот волн, разбивающихся о волнорезы. Время от времени по прибрежному шоссе проносились машины, но их свет и шум оставались где‑то далеко позади и не нарушали ощущения вселенского покоя.
Время от времени она вспоминала про Рикар— до, поворачивала голову и видела его шагающим чуть поодаль. Он ни разу не попытался завязать разговор, и Дорис была искренне благодарна ему за это.
Дойдя до скал они, не сговариваясь, повернули назад и двинулись обратно, ступая след в след. Прохладный морской ветерок овевал ее с головы до ног, и, поддавшись внезапному ощущению свободы, Дорис распустила пучок на затылке, тряхнула головой, и волосы тяжелой волной рассыпались по плечам.
Чувство умиротворения опустилось на нее, как штиль опускается на отбушевавшее море. Ей хотелось верить, что это ощущение не имеет никакого отношения к человеку, беззвучно шагающему за ней по морскому песку. Одно было ясно: иметь его другом во сто крат выгоднее, чем видеть своим врагом: он был похож на океан — такой же беспредельно грозный в гневе и такой же бесконечно ласковый в солнечную тишь.
Дорис поежилась — то ли от прохлады, то ли от мыслей о Рикардо, и тут же ей на плечи лег пиджак. Пальцы Рикардо как бы случайно скользнули по ее распущенным волосам, и Дорис оглянулась. В темноте различить его лицо было невозможно, и она лишь тихо пробормотала: «Спасибо!» Давно не испытываемое чувство тепла и защищенности охватило Дорис, но она тут же пришла в замешательство, не понимая, радоваться ли ей или быть вдвойне бдительной. Шелковая подкладка пиджака все еще хранила тепло мужского тела, а его размер внушал невольное уважение к его владельцу. Еле уловимый аромат дорогого мужского одеколона приятно щекотал ноздри.
Поднявшись по лестнице, они отряхнули ноги от песка, обулись, забрались в машину.
Буквально через пять минут машина остановилась возле подъезда ее дома, и Дорис на сей раз не стала возражать против того, чтобы он поднялся с ней наверх. Все отговорки, приходившие на ум, были либо испробованы, либо звучали смехотворно неубедительно.