Раутборд Шугар - Сладость мести
Через пару минут запищал телефон, и она, не дожидаясь второго звонка, сняла трубку. Иногда он звонил ей из машины по пути домой.
Но это была Джойс Ройс, секретарша Кингмена Беддла.
— Алло, Тенди! Босс уже отчалил?
— Три минуты назад. — Она уловила оттенок раздражения в голосе на том конце провода.
— Этот его режим когда-нибудь одного из нас сведет в могилу, — вздохнув, добродушно посетовала Джойс.
— Да, конечно, если только одна из его женщин не сделает этого раньше.
3
Если б полгода назад Гейл Джозеф сказали, что ее карьера в парфюмерной индустрии будет целиком зависеть от успеха новой ароматической комбинации, получившей в честь долговязой девочки-крольчонка имя «Флинг», она бы рассмеялась вам в лицо. Вообще-то, ей было не до шуток с тех пор, как она проиграла права на владение своим фамильным бизнесом хладнокровному хищнику и новоявленному магнату. Еще при первой встрече с этим баловнем судьбы с Уолл-стрит у нее поползли по спине мурашки от его манеры обкарнывать кончик сигары бритвенным резаком фирмы «Данхилл», и случилось это в коридоре «Кармен Косметикс» как раз на следующий день после того, как он выиграл тяжбу о переходе корпорации в его собственность в связи с неуплатой Гейл Джозеф долговых обязательств. Гейл была унижена и потрясена, обнаружив, что ее выставили из собственного кабинета, бесцеремонно свалив все личные вещи в коридоре, а команда Беддла, топая, как стадо слонов, с грохотом обследовала этажи бывшей резиденции Карла Джозефа, как спецкоманда, выискивающая и добивающая партизан, уцелевших после кровавой бомбардировки и шквального артобстрела. В один день Гейл лишилась фирмы, доброго имени и денег, осталась без гроша в кармане. Но самое страшное — в грязной и безжалостной схватке за контроль над «Кармен», схватке, временами опускавшейся до уровня кухонной дрязги, было опорочено и запачкано грязью имя ее отца. Сквозь приступ тошноты и слезы, из-за которых ей пришлось спрятаться в дамском туалете, Гейл поклялась, что отныне конечная цель ее жизни — вернуть себе компанию, восстановить свое реноме и расквитаться с мистическим «магистром коммерции», как отныне именовали Кингмена, даже если для этого ей придется работать в «Кармен Косметикс» в качестве швейцара.
Пылая жаждой мести, она в тот день заключила пакт с самой собой, обязуясь держать все свои чувства и эмоции под контролем, и вместо того, чтобы хлопнуть дверью, вернулась в уже чужую компанию. И вот эти шесть безумных месяцев, заполненных работой на износ во имя успеха ароматической комбинации, названной в честь амурных похождений Кингмена, шесть месяцев горячки и лицедейства во имя конечного триумфа, остались позади. Через двенадцать минут ей следует быть в «Плаце» на презентации аромата «ФЛИНГ!», дабы стать свидетелем ослепительного коммерческого успеха, начало которому было положено катастрофой, случившейся… неужели всего полгода назад? Она поймала свое отражение в зеркальной двери лифта. С тех пор как она начала свою тайную кампанию во имя реванша, у нее по неделям не было времени поглядеться в зеркало. Что ж, совсем недурное лицо, пожалуй, только излишне напряженное. Она зашла в лифт, и тут воспоминания последних месяцев нахлынули на нее с той ясностью, с какой перед умирающим за несколько секунд проходит вся его жизнь.
Нью-Йорк, весна 1989 года— Флинг! Фляк! Флик! — Гейл Джозеф раздраженно отпихнула от себя хрустальный пузырек с туалетной водой и яркий черно-желтый спрей с одеколоном, стоявшие на ее бежевом в черную крапинку мраморном столе для совещаний.
— ОН что, совсем СПЯТИЛ? Чем он вообще думал — задницей или чем-то более пикантным? О, этот Беддл-Бреддл! — Она просто задымилась от ярости. — «ФЛИНГ!»! Нет, это выше моего разумения! Я вообще ничего не понимаю с тех пор, как эта сфера деятельности задарма досталась какому-то куску дерьма!
Не стань в свое время Гейл Джозеф вице-президентом отделения новой продукции и ароматов при «Кармен Косметикс», из нее получился бы заправский сержант морской пехоты или отменный моряк торгового флота — запас соленых словечек был у нее не меньше, чем у морского волка. С годами она достигла истинных вершин в искусстве площадной брани благодаря общению с клиентами, для которых английский был вторым языком; щеголяя лексикой, подхваченной у представителей низших классов, они стремились продемонстрировать, что в совершенстве овладели американским сленгом и тем самым приобщились к «американской мечте».
— Нас же все обожрут. Лавочники разорвут нас на части, а покупатели наплюют в глаза! Фига с два вам будет, а не «ФЛИНГ!». И потом, на какие шиши мы все это будем делать? С нашим нынешним бюджетом? И все за какие-то полгода? Что скажешь, Арни?
Гейл не хватало слов, чтобы выразить всю глубину своего отчаяния. Она сидела в зале, некогда принадлежавшем ее смуглолицему красивому отцу Карлу Джозефу. А сделав несколько шагов по коридору, можно было попасть в допотопную лабораторию, где Карл на пару со своим партнером и лучшим другом Максом Менделем до поздней ночи смешивали лаки для ногтей, чтобы, обозвав доморощенную продукцию «Манхэттенским красным» или «Бродвейским светло-вишневым лаком», развезти ее по аптекам на Лексингтон и Мэдисон-авеню, протолкнуть в самые популярные косметические салоны Нью-Йорка. «Кармен Косметикс» — сокращение от КАРл Джозеф и Макс МЕНдель — со временем чудовищно разрослась. В шестидесятые название фирмы «Кармен» стало таким же обыденным и привычным, таким же популярным и вездесущим, как «Ревлон» или «Эсте Лаудер». Но пока «Ревлон» и «Лаудер» боролись за мировые рынки и вкладывали миллионы в поиск и обновление ассортимента, «Кармен» теряла один рынок за другим, раздираемая изнутри «вдовьими войнами», как назвала Гейл посмертную свару между вторыми женами Карла и Макса, приведшую к тому, что фирма, основанная их покойными мужьями, разлетелась вдребезги. Макс Мендель, ортодоксальный еврей из Киева — рост пять футов два дюйма, — женился на собственной практикантке — рост пять футов одиннадцать дюймов, аристократке и протестантке, уроженке Таксидоу-Парк, штат Нью-Йорк. Все приданое аристократки состояло из четырнадцати членских билетов в самые закрытые и привилегированные клубы Восточного побережья, ни один из которых не желал видеть Макса («Зови меня Максом») Менделя хотя бы в качестве гостя, не говоря уже о приеме в члены. Макс был просто без ума от Аманды Уайтингем Мендель.
— Класс, Карл! Просто класс! — день за днем повторял он напарнику. — Для той штучки, на которой я женился, другого слова не подберешь.
