Джейн Донелли - Мельница на лугу
– Бедная Бет. – Бет была не единственной девушкой, влюбленной безответно.
В час ночи Корби и его друзья все еще вспоминали старые времена, и Эмма, ущипнув Корби за рукав, спросила:
– Могу я позвонить отцу отсюда? Я не хочу мешать, но он будет волноваться, если мы вернемся очень поздно.
– Я звонил ему, – сказал Корби, – но уже действительно поздно. Нам, пожалуй, пора.
Она почувствовала себя виноватой – веселье было в самом разгаре, – но Корби встал, и все стали с ним прощаться. Возгласы послышались отовсюду. Толпой дошли до автостоянки – их провожали все.
Давно она не получала такого удовольствия.
На заднем сиденье лежало что-то странной формы, и Эмма пригляделась. Вдруг воскликнула:
– Мешок! Боже, я думала, это труп. Что в нем?
– Кувшины, – сказал Корби.
– Что? Сколько?
– Я не считал.
– Вы купили их? – Мешок был приличного размера.
– Надеюсь, вы не думаете, что я украл их. Клянусь старыми временами, я купил по нескольку в каждом ларьке.
Машин почти не было. Автомобиль ехал гладко. Эмма наклонилась, чтобы залезть в мешок, и выудила верхний кувшин. Это был пивной кувшин, грубо раскрашенная посудина из толстой глины. На нем был нарисован отталкивающе тучный джентльмен в бриджах и треуголке.
– Боже! – воскликнула Эмма.
– У него там есть друг, – сказал Корби.
– Я не верю этому. У него не может быть друзей.
– Приятельница, – настаивал Корби. Левой рукой он открыл бардачок и вручил ей фонарик. – Посмотрите.
Она нашла ее почти сразу, еще более жирную леди, и установила их рядом на заднем сиденье.
– Это очаровательно, – сказала она. Он, должно быть, покупал каждый кувшин, который ему встречался. Она осветила фонариком кувшин, который держала теперь. – Здесь есть экземпляр отвратительного цвета.
– Неужто? – Это прозвучало так, как будто он не верит ей.
Но вдруг она наткнулась на коричневый блестящий кувшин, который мог придать любому молоку богатый сливочный оттенок, и сказала не шутя:
– О, мне нравится. Могу я взять этот?
– Выбирайте, дорогая Эмма.
– Что вы собираетесь делать с остальными? Продадите на толкучке или оставите их для рождественских подарков? – спросила она.
– Рождество начнется немного раньше в этом году, – объявил Корби, когда они стали проезжать дома.
Он остановил автомобиль, вышел, открыл заднюю дверцу и взял мешок с заднего сиденья, вложив туда пару кувшинов с толстяками. Затем он пошел вдоль домов, ставя около каждого крыльца один кувшин. Утром жителей улицы порадует маленький сюрприз.
Эмма сидела, опустив ветровое стекло, упершись в него подбородком, и смотрела на Корби. Корби взял розового медведя Тэдди и также положил его у порога. Тогда она выскочила из автомобиля и подбежала, чтобы вернуть Тэдди.
– Вы не можете оставить его на темном крыльце. Кувшины – ладно, но не его.
– Страшная ошибка, – покорно согласился Корби.
Хорошо было вернуться в теплую машину. Эмма посадила медвежонка к себе на колени. Она подарит его какому-нибудь ребенку, возможно племяннице Крисси.
Она хорошо провела день. С Корби было интересно. Только вот теперь было трудно представить, что этот человек написал те картины с мельницы.
«Все еще пишете картины?» – спросила его Бет. Он делал иллюстрации к журналу, в то время как работал на ярмарке. «Писал ли он картины?» – спрашивала сама себя Эмма. Хамстер, экс-заключенный, знает, что отец Корби – судья Арнольд Кемпсон и что Корби – его точная копия. «Сколько в нем людей? – недоумевала Эмма. – И который – настоящий?»
– Как насчет Бет? – спросила она.
– Что – насчет Бет?
– Мне сказали, что она сохнет по вас.
– На ярмарке мало кто будет сохнуть от любви, если нет надежды на взаимность.
Он не мог знать этого, он предполагал, но предполагал правдоподобно. Внезапно она поняла, что сильно утомлена и не может больше бороться с усталостью.
– Поспите полчасика, – посоветовал Керби.
Она была достаточно утомлена, чтобы заснуть, но возразила:
– Наверное, водителю плохо везти сонного пассажира ночью.
– Не волнуйтесь, – его голос не звучал утомленно, – я не поддаюсь внушению. Вы можете храпеть сколько душе угодно, гарантирую, что не сомкну глаз.
– Я не храплю!
– Спите, я скажу вам, если захрапите.
У нее немного болела голова, но сидеть откинувшись на сиденье было удобно. Она сказала:
– Откуда я знаю, может быть, вы расскажете всем в Хардичах, что я храплю?
Корби засмеялся:
– Бет говорит, что вы прекрасны как дьявол.
– Боже! – Эмма подумала, что озадачила его. Он заметил:
– Панчи предупреждал: «Не оставляй их одних, сынок, она с придурью».
Панчи был человек из павильона бокса. Корби очень похоже изобразил его уэльский акцент. Эмма сказала беспечно:
– Спасибо Панчи. Я могу постоять за себя.
И тут Марк Хардич заполнил воображение Эммы без предупреждения. Это случалось всегда внезапно, когда она была утомлена. Она повернула голову, глядя на улицы и здания и не видя их. Ее бледное лицо отражалось в стекле, и на глаза навернулись слезы. Она была одинокой, одинокой… Не имело значения, кто был рядом с нею, без Марка она была одинока.
Корби включил радио, и салон заполнила какая-то приятная музыка. Эмма смотрела в окно – слезы катились по щекам. Он мог бы увидеть это. Поэтому она закрыла глаза и слушала музыку и ровное жужжание двигателя, которые действовали убаюкивающе.
Она пробудилась от толчка. Села прямо и тут поняла, что ее голова была на плече Корби. Спросила:
– Где это мы?
Они съехали с автострады и были почти дома. Она поняла это сразу и обвинила себя:
– Ужасно! Проспала всю дорогу.
– Что еще было делать? – отозвался Корби. – И вы совсем не храпите.
– Рада слышать это.
– Но вы разговариваете во сне.
– Только не это! – Она попробовала засмеяться.
– Конечно, я не вслушивался.
Он дурачит, она не разговаривает во сне. Но он знал, чье имя она бы назвала, если говорила. Она сказала, подыгрывая:
– Конечно, вы не подслушивали, с вашими-то высокими принципами! – И посмотрела вокруг: – Где мой медведь?
– На заднем сиденье, – сказал Корби. – Он соскользнул с ваших коленей, и вы поставили на него ноги. – Он покачал головой. – Как можно быть такой бесчувственной?
– Прошу прощения, – сказала Эмма. – Думаю, что кто-то подсыпал снотворного в мой горшочек с мясом.
В «Милл-Хаус» не горел свет, только небольшой фонарь у входа. Ее отец, вероятно, спит, успокоенный обещанием Корби по телефону, что Эмма будет доставлена в целости и сохранности, даже если это случится в четыре утра.
Корби подошел к двери вместе с нею. Она сунула ключ в замок, и он вручил ей кувшин. Держа в руках Тэдди, она поблагодарила:
