Кристин Лестер - Берег нежности
Странно, но желание пойти и рассказать о ночном происшествии капитану полностью развеялось с наступлением утра. Вместо этого появилось желание рассказать обо всем Стену и Оливии. Но едва Жанет увидела их, сразу вспомнила вчерашние обстоятельства и поняла, что им сейчас не до телефонных хулиганов. Она даже подумала, не сесть ли за другой столик, давая друзьям возможность побыть одним, но Оливия сама позвала ее:
— Что с тобой? На тебе лица нет. Где Ивель?
Жанет махнула рукой:
— Ивель вчера не дошел до каюты, а меня всю ночь мучил телефонный террорист.
— Что-о-о? — Оливия прижала руки к щекам и красиво округлила рот. Так она делала всегда, когда была в хорошем настроении и желала изображать чувственную особу. — Стен, ты слышал? Что за телефонный террорист?
— Не знаю. Он назначил мне свидание и уверял, что скоро мне понадобится тесная дружба с ним.
Стен и Оливия выглядели сегодня довольными. Очевидно, вчерашний инцидент пошел им на пользу и они всю ночь мирились. Жанет позавидовала: ей самой довелось в последний раз заниматься любовью больше месяца назад. С тех пор она лишь «мариновала» Ивеля, не понимая, что на самом деле маринует себя.
— Да ты что? А зачем это ему?
Жанет взяла с тарелки аппетитный тост с сыром и рассеянно ответила:
— Ответ на этот вопрос он оставил на следующий раз, очевидно, чтобы мне было о чем подумать на досуге.
— Доброе утро, Жанет! — крикнул кто-то за ее спиной.
Она обернулась и увидела Алекса. На этот раз он был в темно-синих шортах и рубахе.
— Слава богу, оделся!.. Здравствуйте!
— Прекрасно выглядите! — Он произнес это, уже не глядя на нее, махнул рукой и, обнявшись с какой-то девицей, исчез за колонной.
Жанет покачала головой:
— Без комментариев.
— Что это было? — округлив глаза, спросил Стен.
— А ты не узнаешь? Это мой приятель Алекс. Тот самый, про которого ты вчера говорил, что я голая с ним обнималась.
— Ах, это он? Я помню только его красные плавки.
— Все помнят его плавки, — томно зевнув, ответствовала Оливия. — Но он запоминает нас в лицо! Так что сказал террорист?
— Я была в таком бешенстве… — Жанет взяла еще один тост. — А интересно, я могу обратиться к капитану?
— У тебя хороший аппетит. К капитану ты можешь обратиться, но тебе нечего предъявить этому террористу. Он что, угрожал тебе?
— Нет. В том-то и дело, что нет.
— Может, он тебя шантажировал?
— Тоже нет. Он… наоборот, предлагал дружбу.
Стен с видом знатока скрестил руки на груди и назидательно подытожил:
— Ну вот. Скорее всего, это какой-то поклонник, который сам не знает, что ему надо. Ты лучше отключай на ночь телефон и просто забудь об этом.
— Да, я уже вытащила шнур!
— Ну и прекрасно.
Жанет немного подумала и спросила Стена:
— Кстати, наверное, мне надо будет как-то… извиниться перед Гартье?
— Не сказал бы, что «кстати», но я рад, что ты понимаешь это. Конечно, надо. Во всяком случае, это не испортит тебе репутацию.
Стен, видимо, уже взял на себя роль главного в их компании. Оливия говорила Жанет, что он всегда рвется в лидеры и его кажущаяся апатия и отстраненность — лишь тактика на первое время, для того чтобы освоиться в новой компании. Позже скромность отходит на второй план, а Стен становится таким, каким знают его близкие и подчиненные: властным, циничным диктатором, абсолютно не терпящим иного мнения, чем его собственное.
— Да, Жанет. Тебе определенно надо перед ним извиниться.
— Хорошо, Стен, я непременно так и поступлю. А сейчас… пойду, пожалуй, в салон, чтобы как всегда в тишине и уединении поработать. Увидимся за обедом. — Жанет залпом допила кофе и ушла.
Стены детского садика должны быть солнечных тонов. Какие цвета тут подойдут? Салатовый, оранжевый (но не навязчиво-яркий, а приглушенный, персиковый оттенок), конечно же желтый, еще вот этот…
Жанет держала в руках несколько вееров палитр, размышляя, какую выбрать. Их нельзя смешивать: если берешь цвета из одного подбора, то включать в них элементы из другого будет уже безвкусицей.
Весь день она просидела в салоне, в спокойствии и тиши, удовлетворяя себя любимой работой и абсолютно забыв о проблемах. Ей даже временами казалось, что она — вообще другой человек, проживший совсем иную, лучшую жизнь.
Поэтому, услышав голос мужа, почувствовала, что ее сбросили с небес на землю.
— А-а-а! Вот ты где!
Осмотревшись, Жанет заметила, что, оказывается, солнце клонится к закату, а она чертовски хочет есть.
— Ивель, что ты тут делаешь?
— Ищу тебя.
Она всмотрелась в его лицо. Странно, но Ивель был абсолютно трезвым и даже торжественно-печальным. Таким он бывал в моменты принятия важных и неприятных решений.
— Что-то случилось?
— Я хотел с тобой поговорить, Жанет. Очень серьезно.
Она почувствовала неприятный холодок между лопаток. Когда-то это должно было случиться.
— Прямо сейчас? Прямо здесь?
— Да. Можно здесь, можно в каюте, но точно — прямо сейчас. Я хочу с тобой развестись.
— Уф! Вот оно что!
— Что значит «уф»? Ты вздыхаешь с облегчением?
— Нет, я вздыхаю… скорее оттого, что я предполагала услышать от тебя что-то в этом духе. А позволь узнать причину столь внезапного решения?
— Ну… — Ивель важно закурил, аккуратно зажимая сигарету тонкими пальчиками — пальчиками, которые всегда бесили Жанет. — Мы давно приняли это решение, оно родилось не теперь, и тебе это хорошо известно.
— Да, мне это хорошо известно, но обычно это предлагала я, а ты отговаривал меня.
— А сейчас не хочу отговаривать и, более того, предлагаю сам.
— Хм. Да.
Жанет не чувствовала себя сильно обиженной, но какое-то неуютное, неприятное чувство скребло ее душу. Ее бросают? Ее выбрасывают, как не нужную больше вещь? Или…
— Ивель, а скажи-ка мне, что мы сделаем с моими капиталами в случае развода?
— Как что? Отдадим тебе… Жанет, ты вечно думаешь о деньгах! — Он поморщился. — Можно хотя бы не переходить к этому вопросу так сразу?
— Можно. Но это главный вопрос для меня: сейчас ты меня содержишь, а потом я должна буду где-то жить и что-то зарабатывать.
Он пожал плечами. Даже как-то слишком равнодушно и жестоко для своего обычного великодушия, подумала Жанет.
— Живи и зарабатывай. Я-то при чем?
— Но… Боюсь, это будет трудно.
— А разве тебе привыкать жить в нищете?
— Нет, конечно! Мне не привыкать, но мне казалось, что я имею право на какую-то компенсацию…
— А мне казалось, что это мне полагается компенсация после того, что ты устраивала у меня на глазах все эти годы.
