Джилл Уилбер - Верный расчёт
— Поэтому вы считаете гонки карет более благородным зрелищем, чем их современный эквивалент, предназначенный для массового зрителя?
Саркастический тон Ральфа заставил ее нахмурить брови.
— Лошади и кареты не наносили замку такого ущерба, как могут нанести ваши гоночные велосипеды!
Он поднял бровь.
— Вы уверены? Согласно дневнику моего предка, который Эрих любезно дал мне взаймы, старая стена у восточных ворот была повреждена каретой Петера именно во время скачек, когда лошадь вырвалась из постромок.
Ингрид опустила глаза.
— Я этого не знала.
— Не говорите мне, что вы верите в легенду, будто стена была повреждена, когда юная княжна гнала карету на свидание с возлюбленным, с которым отец запрещал ей встречаться. — Ингрид быстро отвернулась, но Ральф все же успел заметить, что она мучительно покраснела. — Значит, верите. Держу пари, вы даже рассказывали посетителям эту историю, всячески приукрашивая ее. — Он театрально вздохнул. — Да, конечно, легенды всегда романтичнее фактов.
— Не издевайтесь.
— И не думаю. Но вы должны признать, что, если бы во времена моего предка существовало телевидение, он построил бы трибуны для зрителей и позволил вести трансляцию. Именно это я и собираюсь сделать.
Наверное, он прав, неохотно признала Ингрид. Она сцепила пальцы и положила руки на стол.
— Почему вы так пытаетесь убедить меня, что это хорошая мысль? Мое мнение ничего не значит.
— Для меня значит. Если мы станем единомышленниками, нам будет легче работать вместе.
— А это обязательно? — спросила она и тут же пожалела о своих словах. Ответ был ясен заранее. Ральф Дикс привык добиваться своего. Он добился этого от Урсулы и не успокоится, пока не добьется того же от нее, Ингрид.
Он лукаво улыбнулся уголком рта, и у Ингрид побежали мурашки по спине.
— Думаю, да.
— Как это возможно, если я ничего не знаю о велогонках?
Ральф слез с письменного стола, выпрямился и властно протянул ей руку.
— Мы это исправим. Прямо сейчас.
Ингрид не собиралась принимать его руку, не желая вступать с ним в физический контакт, даже самый невинный. Но все же их пальцы как-то нашли друг друга, и тепло его прикосновения побежало по ее руке вверх, в конце концов достигнув сердца. Если бы хватка Ральфа не была мертвой, она попыталась бы выдернуть руку. Но он заставил Ингрид встать и, не дав опомниться, потащил к двери.
Она обернулась и беспомощно посмотрела на заваленный бумагами стол.
— Куда мы? У меня куча работы.
— Это тоже работа. Я хочу провезти вас по маршруту Тур д'Оберхоф и выяснить, что вы о нем думаете.
Он уже знал, что она думает: этот план противоречит назначению замка. Показать ей маршрут означало подтвердить ее худшие опасения.
— Вы пожалеете об этом, — предупредила она.
— Сомневаюсь. Разве что вы не доверяете мне как водителю.
Ингрид не доверяла себе, боясь оказаться с ним наедине.
— Я видела, как вы управлялись с яхтой, видела, как вы перепрыгивали на лошади «калитку», так что в вашем искусстве не сомневаюсь. Управлять лошадью труднее, чем машиной.
Ральф посмотрел на нее с новым интересом.
— Я не знал, что вы смотрели трансляции регат.
Нельзя было признаться, что она делала это только из-за Урсулы.
— Однажды я мельком видела вас в теленовостях, — сказала она, пытаясь говорить небрежно.
Но обмануть Ральфа ей не удалось: об этом говорил его пристальный взгляд.
— Этого было достаточно, чтобы узнать меня?
— Моя сестра была болельщицей. Она меня просветила.
Что-то в ее тоне привлекло внимание Ральфа.
— Была?
В горле Ингрид возник комок.
— Она умерла шесть с половиной лет назад.
— Сочувствую вашей потере.
Кажется, он говорит искренне. Но что бы он сказал, если бы узнал, что сестра была его любовницей на одну ночь и стала матерью его ребенка?
— Догадываюсь, что она была совсем молодой. Что это было? Болезнь или несчастный случай?
Ингрид опустила голову и отчаянно заморгала, пытаясь не дать воли слезам.
— Несчастный случай… Мне не хотелось бы говорить об этом. — Тем более с тобой, добавила она про себя.
Ральф остановился у старой стены, взял Ингрид за подбородок и заставил поднять голову.
— Это объясняет ваше нежелание участвовать в организации гонки, — сказал он. — А я было подумал, что проблема во мне.
Ингрид, пытавшаяся отвлечься от ощущения, вызванного его прикосновением, уставилась на замшелые камни, ища следы несчастного случая двухвековой давности, которые она когда-то считала такими романтичными. Какая уж тут романтика… Нет, люди нисколько не меняются, подумала она. Ни предок Ральфа, ни сам Ральф.
— Я вас едва знаю, — тяжело вздохнув, сказала она. — Мое желание или нежелание ничего не значит. Князь Эрих просил меня поработать с вами, и я сделаю все, что в моих силах.
Ральф отпустил ее.
— Но он не смог приказать вам поладить со мной.
— Я не знала, что это обязательно.
— Нет, не обязательно, но нам предстоит долго работать вместе. Все будет гораздо легче, если мы не станем вгрызаться друг другу в глотку.
Мысль о том, что им придется засиживаться допоздна, заставила Ингрид занервничать. На мгновение мелькнула мысль, не подать ли заявление об уходе. Но Ральф уже и так перевернул всю ее жизнь. Нет уж, дудки!
— Хорошо, мы заключим перемирие, — крепясь из последних сил, ответила она.
Ральф смерил ее подозрительным взглядом.
— Что-то вы слишком легко сдаетесь…
— Этого требует логика. Я не поклонница спорта, но работать вместе мы сможем. Я попытаюсь понять, что вы делаете и почему. — Если он отплатит ей той же монетой, не станет расспрашивать о сестре и выяснять происхождение Эрни, ничего страшного не случится.
— Я уже говорил вам почему, — напомнил Ральф.
Она покачала головой.
— Я не про сбор средств для фонда. Мне непонятно, зачем рисковать своей жизнью и жизнью лошади, прыгая через какие-то дурацкие препятствия и доказывая людям, что вы умеете ездить очень быстро.
Ее вопрос заставил его задуматься.
— Я мог бы ответить так же, как горцы: «Потому что я живу здесь». Но тут все сложнее. Зарабатывать на жизнь мне не требовалось. Поэтому я хотел получить то, что мне не могли преподнести на блюдечке. В три года я сел верхом на лошадь. Много лет учился, затем принял участие в соревнованиях и понял, что нашел дело по душе. Для скорости все равны. Когда ты мчишься по дистанции, происхождение не позволяет тебе выиграть соревнования или сохранить жизнь. Ты сам отвечаешь за себя.