Джоан Пикарт - Поездка в Техас
Трейси чувствовала, как почва уходит у нее из-под ног, и ей захотелось убежать от этого ощущения. Она уже не могла упасть, потому что была на земле, но почти потеряла сознание, когда Мэтт расстегнул застежку бюстгальтера и начал ласкать ее нежные груди. Его губы проложили влажную дорожку между ее грудями, и она почти задохнулась, когда он взял розовый сосок в рот и начал ласкать его твердый бутон губами. Ее рука затрепетала на его спине, ощущая, как напрягаются его мышцы. Другая грудь тоже получала свою толику удовольствия, она напряглась и набухла, когда желание дошло до самого пика.
Трейси ощутила на своем теле пульсирующий мужской орган. Она чувствовала его давление на свою нежную плоть, но ей было приятно это ощущение, возникшее вместе с ощущением, что ее женственность доводила Мэтта до исступления. О Боже, как она хотела его! Он войдет в нее, заполнит все ее тело своей мужской плотью, поглотит ее, сольется с ней и поднимет на недосягаемые высоты вне времени и пространства. Трясущимися руками она расстегнула рубашку Мэтта, провела руками по вьющимся волосам на его груди. Он был необыкновенно красив, сильный и гладкий, как кусок гранита, доведенный мастером до совершенства. И сейчас он принадлежал ей. Она отдаст ему всю себя и примет от него все, что он захочет ей дать. Она задрожала от предвкушения того, что ее ожидало, тело ее заныло от желания, но Мэтт продолжал ласкать ее груди руками, языком, губами.
— Ох, Мэтт, — простонала Трейси, когда его пальцы проскользнули за ремень ее джинсов.
— Ты такая красивая, — хрипло проговорил он. — Твоя кожа, как бархат слоновой кости. — Он потянулся, чтобы поцеловать ее стройную шею. — Я хочу тебя, Трейси. Здесь. Сейчас.
Странный гам от множества переплетающихся фраз прозвучал, как эхо, в мозгу Трейси. «Я хочу тебя, Трейси. Здесь. Короче, Тейт, зачем ты здесь? Я не хочу тебя здесь… Не хочу…»
— Нет! — выдохнула Трейси, резко отталкивая Мэтта. — Боже мой, нет!
— Что случилось? — спросил Мэтт, стараясь говорить спокойно. — Твое тело говорит мне…
— Тело? — с трудом проговорила Трейси, садясь и поправляя одежду. — Это все, что я значу для тебя. А как же я, человек? Я, сующая свой нос во все дела любопытная журналистка из большого города, которая собирается совратить всех твоих работников и нарушить распорядок твоей жизни, помнишь? А знаешь что? Моя голова, как-никак, приставлена к этому телу, на которое ты собираешься наложить лапу, но ты не получишь одно без другого. Ты испытываешь ко мне физическое влечение здесь, но ты бы послал меня к чертовой матери с этого ранчо, если бы только мог.
— Одно не имеет никакого отношения к другому, — зарычал Мэтт, поднимаясь и садясь на траву. — Ты красивая и очень желанная женщина, с готовностью отвечающая на мои ласки. И что бы ни случилось, это не имеет ничего общего с теми неудобствами, которые ты причиняешь.
— Неудобства? Вот как это ты, оказывается, называешь? — Трейси быстро поднялась на ноги.
— Трейси, ради всего святого, я…
— Ты не понимаешь ни слова из того, что говоришь. Я не отрицаю того, что хочу быть с тобой, Мэтт. Но ведь ты для меня гораздо больше, чем просто гора мышц и нежные руки. Я точно не знаю, но чувствую, что ты гораздо сложнее, чем хочешь казаться. Я видела выражение твоего лица, слышала нежность в твоем голосе, когда ты разговаривал с отцом. Я видела твою гордость за ваше замечательное ранчо. Может быть, я придала этому слишком большое значение, но я так не думаю. Ты бываешь почти груб и очень резок, но это не имеет значения, потому что это далеко не все в тебе… Ладно, не будем больше об этом.
— Я слушаю тебя, Трейси, — нежно сказал Мэтт.
— Все это не имеет значения, — упрямо сказала она, уставившись в землю и обхватив себя руками за плечи.
— Нет, черт возьми, имеет, — сказал он, поднимаясь на ноги и резким движением обняв ее. — То, что ты говоришь, очень важно. Женщинам никогда не было важно разобраться во мне как человеке, целостной личности, они видели тело, ценили хорошего любовника. Трейси, я не хвастун, но это так, в постели у меня все в порядке. Мне даже трудно поверить, что твои слова обо мне, — это всерьез.
— Но это правда, — сказала Трейси. — Для меня ты гораздо более, чем самец, ты для меня прежде всего человек.
Мэтт рассмеялся.
— Я это знал, — сказал он, грозя ей пальцем. — Я знал, что в этом слове заключен какой-то похабный смысл.
Она пожала плечами.
— Это я сделала его таким.
— Ты смешная девчонка, — прошептал он, обнимая ее. Его подбородок покоился у нее на макушке. — Как ты думаешь, что я собираюсь с тобой сделать?
— Для начала не издевайся над моей работой. Я также предлагаю тебе застегнуть рубашку, чтобы я не набросилась на твое обнаженное тело.
Мэтт отступил назад и застегнул рубаху, ухмыляясь и качая головой. Он поднял их шляпы и ружье, обнял Трейси за плечи и повел ее туда, где их терпеливо ожидали лошади. Подняв Трейси в седло, он вскочил на свою лошадь.
— Ты выиграла, — заявил он, надвигая шляпу на нос. — Я больше не скажу ни одного слова по поводу твоей командировки от редакции. Я окружу твое пребывание здесь духом понимания и сотрудничества. Как тебе это нравится?
— Звучит великолепно. — Трейси улыбнулась. — А чего мне это будет стоить?
— Договор: оставайся такой, какая ты есть, потому что ты мне очень нравишься, Трейси Тейт.
Трейси посмотрела на Мэтта с удивлением, но ничего не сказала. Они в молчании повернули на ранчо. Все, что только что произошло, решила Трейси, можно записать в разряд забавных происшествий, стараясь забыть о своих больных ногах и отбитой в седле заднице. Трейси готова была кричать от отчаяния, сознавая, что он видел в ней только доступное тело, но ведь и о себе он сказал, что такое отношение к нему вызывает брезгливость. А она и не знала, что мужчины требуют к себе уважения даже рано утром. Интересно! Ну, ладно, теперь мистер согласен ладить с ней до тех пор, пока она выполняет задание редакции. Но не прочь заняться с ней любовью. Куда же это дальше заведет?
Они ехали молча, каждый был погружен в свои мысли. Трейси сосредоточила внимание на своем бедном теле, в котором каждая косточка молила о пощаде.
— Мэтт, — наконец спросила она, — ты уверен, что мы едем в нужном направлении? Вообще-то глупый вопрос. Ты же живешь здесь. Неужели мы так далеко заехали?
— Да.
— Мы уже подъезжаем?
— Нет.
— Ты видишь, что я уже начинаю обгорать?
— Да.
— Черт побери, Мэтт, ты опять собираешься говорить только да и нет?
— О?!
— О Боже, ну и стручок же ты.
— Стручок? — от изумления брови Мэтта поползли вверх. — Еще одно из твоих грязных словечек. И к какой части тела относится это слово?
