Кэролин Зейн - Неукротимый Бру
— Фаззи! — окликнул Бру.
Пенелопа посмотрела на двоих работников, застывших на месте, словно нашкодившие дети.
— Да-а? — отозвался Фаззи.
— Что вы, ребята, тут забыли?
— О-о… ну, мы с Редом здесь просто… мы здесь, э-э, просто искали… — Фаззи покосился на своего смутившегося товарища. — А что мы тут искали?
Ред сунул нос в загон Молнии.
— Ну, мы искали здесь скребницу.
— Их полным-полно в кладовке, — буркнул Бру, закидывая на спину Молнии седло.
— Да, конечно, полно, — закивал Фаззи, — но нам нужна была хорошая скребница.
— Особенная, — поддакнул Ред.
— Проваливайте отсюда, — приказал Бру, широко улыбаясь Пенелопе. Оба парня немедленно развернулись и поспешили к ожидающей их с нетерпением компании. Прислонившись к стене загона и жуя соломинку, Бру смотрел им вслед.
Глаза Пенелопы невольно остановились на уголке его рта, где медленно качалась соломинка. Она сглотнула. Что-то в его ленивой манере заставляло ее замирать. Она подняла глаза, их взгляды снова пересеклись. Что такого есть в Бру Брубейкере, от чего в одно мгновение все внутри у нее переворачивается?
— Им нечасто приходится видеть красоток здесь, в конюшнях. Вы для них в некотором роде новинка.
Отступив назад, за лошадь, Пенелопа подождала, пока от щек отхлынет горячая волна. Он считает ее красоткой? Ее? Она поморгала и перевела дыхание.
— Лесть вам не поможет, — сурово сказала она, чувствуя, что ей все-таки приятен комплимент.
— Это меня не удивляет, — отозвался Бру, затягивая ремни седла.
Отступив назад, Пенелопа завороженно следила, как Бру умело застегивает бесчисленное количество ремешков и пряжек. Упершись в живот лошади коленом, он ласково успокаивал ее и одновременно затягивал подпруги. Потом, вставив в зубы лошади удила, он ловко застегнул еще какие-то ремешки, закинул поводья и взял их в одну руку.
Бру стоило только негромко щелкнуть языком, и сильное животное покорно последовало за ним.
Ошарашенная, Пенелопа молча смотрела ему вслед.
И это все? Это и есть его объяснение, почему он не явился на урок номер один — обучение успешному ведению беседы? Он просто заявил, что ему это не нравится, и счел возможным повернуться и уйти, решив, что этого достаточно? Пенелопа снова почувствовала, как бешено колотится ее пульс.
Ну ладно, нахал, подумала Пенелопа, последовав за ним, мне тоже многое не нравится. В первую очередь ей совершенно не нравится заниматься его имиджем. Но все равно она это сделает. Потому что она — профессионал. Потому что она — Уэйнрайт. Потому что… ей нужны деньги.
— Мис-с-стер Брубейкер, — прошипела она ему в спину.
— Да, продолжайте, — бросил Бру через плечо. — Я вас слышу.
— Вы так и не ответили на мой вопрос. — Она шла настолько быстро, насколько позволяли высокие каблуки.
Выйдя из конюшни, Бру остановился и, ухватившись за луку седла, вскочил на спину лошади так ловко, словно был рожден в седле.
Уперев руки в бока, Пенелопа смотрела на него снизу вверх. Как она может делать свою работу, если клиент убегает? — негодовала она, чувствуя, что подбородок начинает дрожать. Как ей удастся достичь удовлетворительных результатов и получить от Большого Дедди вознаграждение? Вознаграждение, так необходимое ей для оплаты операции матери, для покупки учебников Рэнди… Как ей изловить этого Бру Брубейкера, как научить его хоть чему-нибудь? Она яростно сморгнула слезы, чтобы их не заметил Бру. Это просто непрофессионально. Уэйнрайты не плачут на людях.
Мягко тронув каблуком бок лошади, Бру подъехал к Пенелопе, остановился и протянул ей руку.
— Давайте, — сказал он, не выпуская изо рта соломинку.
— Что?
— Дайте мне руку.
— Зачем? — удивилась Пенелопа. Что еще он может выкинуть?
— Поедем.
— Куда?
— У вас всегда столько вопросов?
— Да.
— Какая разница, куда, — проворчал Бру, наклоняясь и беря ее за руку.
Прежде чем Пенелопа успела что-либо понять, она оказалась на спине лошади, в кольце рук Бру.
— А как же первый урок? Успешное ведение беседы? — пробормотала она, потрясенно глядя вниз с высоты, на которой оказалась.
— Кому это нужно?
Держа ее за талию, Бру натянул поводья и вывел Молнию с пастбища на дорогу, уходящую в необозримую даль, туда, где голубое техасское небо сходилось с волнующимся бескрайним морем травы. Молнию не нужно было погонять дважды. Выскочив на дорогу, лошадь перешла с тряской рыси на ровный, стремительный галоп, от которого у Пенелопы диким восторгом захватило сердце.
О Боже мой! Мы просто летим!
Не в силах сдерживаться, Пенелопа, счастливо улыбаясь и светясь от восторга, откинулась на широкую грудь Бру. Хотя она впервые в жизни сидела на лошади, однако совсем не боялась, уверенная, что Бру не даст ей упасть, и чувствовала себя в его руках в полной безопасности.
Восхитительно, подумала она, оглядываясь вокруг. Здесь, на спине лошади, так высоко! Она никогда не предполагала, что при верховой езде чувствуешь себя на седьмом небе. Неудивительно, что Бру не согласен променять это на прокуренный кабинет в «Брубейкер интернэшнл». Какой разумный человек согласится на добровольное заточение, когда он может… летать!
Они, казалось, промчали уже не один десяток миль по дороге, ведущей в никуда. Пенелопа, наконец приспособившись к ритму скачки, принялась наслаждаться красотой, окружавшей их. При виде бесконечного простора владений Большого Дедди захватывало дух. Один золотистый холм сменялся другим, и казалось — им не будет конца. Пенелопа уже не понимала, отчего у нее так колотится сердце — то ли от восхитительного вида, то ли оттого, что мускулистые руки Бру прижимают ее к сильному телу, закаленному жизнью на ранчо.
Смешение самых разнообразных чувств опьяняло ее. Никогда раньше она не переживала ничего подобного.
О чем Бру сейчас думает? Верховая езда для него — родная стихия. А держать в объятиях женщину — не менее родная стихия, это точно. Он гнал Молнию вперед, через холмы и долины, словно ему принадлежало все время на свете. Волосы Пенелопы, больше не сколотые заколкой, теперь свободно развевались по ветру, лезли в глаза и хлестали по щекам. Отбросив их с лица, она повернулась, подняла голову и осмелилась поглядеть на Бру. Он медленно наклонил к ней голову и улыбнулся, с тем уже знакомым ей выражением, от которого приподнялась верхняя губа, а по углам рта появились ямочки. Если от одного его взгляда с другого конца комнаты она тает, то от его поцелуя просто сгорит, думала Пенелопа.