Люси Рэдкомб - В объятиях тирана
— Я сказал ему, что не собираюсь на тебе жениться.
Что ж, уже легче!
— А чуть было не занялся с тобой любовью я только потому, что хотел этого, — признался Говард.
— Думая при этом, что я беременна! — воскликнула пораженная Кристина.
— Да.
— И тебе было все равно? — По мнению Кристины, если и есть на свете мужчины, способные принять чужого ребенка как своего собственного, то Говард к их числу никак не относится.
— Не все равно, — сказал он. — Но я мало, что мог с этим поделать. Мне казалось, что тебя нельзя оставлять в одиночестве.
— Господи, да с тебя можно хоть сейчас писать святого угодника, готового пожертвовать собой ради ближнего! — Кристина истерически расхохоталась и долго не могла остановиться. — Знаешь, — немного успокоившись, сказала она с отвращением в голосе, — ты просто-напросто беспринципный, лживый ханжа!
— Хочешь, чтобы я ушел?
— А ты как думал? Что я предложу тебе остаться на ночь? Что я окончательно рехнулась и скажу: "Я на тебя не сержусь, Говард". А потом: "На чем мы с тобой остановились?.." — И тут ее многозначительный взгляд упал на софу.
— На самой грани чего-то весьма необыкновенного, — невозмутимо ответил он.
Кристина чуть не задохнулась от гнева.
— Ты никогда не сдаешься, да, Говард? Так знай: когда я захочу лечь с мужчиной, то платить ему за это не будут!
Говард дернулся головой так, будто она его ударила.
— Если это все, что ты хотела мне сказать, — произнес он холодным, отстраненным голосом, — мне остается только пожелать тебе спокойной ночи.
Когда дверь за ним закрылась. Кристина, обессилев, опустилась на пол. Спокойной ночи! Никогда еще слова не противоречили реальности до такой степени — хуже ночи трудно было придумать. Боже, и она еще собирается жить с этим человеком под одной крышей!
Говард догадался о том, кто поджидает его в темноте у дверей спальни прежде, чем успел что-нибудь увидеть.
— И чего нам только не спится, Огастес, — недовольно проворчал он.
— Просто мне не терпится узнать, как идут дела. Как наш маленький заговор, продвигается?
Говард бросил на него взгляд, от которого у любого мало-мальски чувствительного человека забегали бы по коже мурашки.
Но Огастес Гаскел не был чувствительным человеком.
— Неужели настолько плохо! — Он сочувственно пощелкал языком.
Руки Говарда сжались в кулаки.
— Во-первых, Огастес, никакого заговора не было вовсе.
— Должно быть, ты не совсем понял меня, сынок. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я дам тебе маленький совет…
— По правде, говоря, буду.
Прозвучавшая в голосе пасынка откровенная злость заставила Огастеса тут же пойти на попятный.
— Зачем же так нервничать. Просто я знаю Кристину, с ней нужно уметь обращаться.
— Неужели? — Говарду все труднее было держать себя в руках. — Напомните мне, когда вы виделись или разговаривали с ней в последний раз?
Склеротические щеки старика побагровели. Он открыл рот, собираясь возразить, но, видимо, не нашел что.
— Неужели вам не понятно, что Кристина не хочет, чтобы ею руководили, не хочет быть управляемой подобно иенам на акции? Ей хочется, чтобы се уважали, любили без всяких условий, неэгоистично.
— Что ты хочешь этим сказать? — Говард покачал головой.
— Вы что, действительно ничего не видите? Я начинаю понимать, что, покидая дом, Кристина прекрасно знала, зачем это делает. Основная ваша проблема в том, что вы до сих пор считаете ее ребенком…
Внезапно Огастеса осенила идея настолько сумасбродная, что он чуть было не отверг ее, не раздумывая… Но потом взглянул Говарду в глаза и спросил:
— Ты уверен, что речь сейчас идет обо мне? — Словно окаменев, Говард некоторое время ошеломленно смотрел на отчима, потом, выругавшись, открыл дверь своей спальни и громко захлопнул ее за собой.
5
— Где отец? — спросила Кристина, ставя на пол чемоданчик с вещами. Вполне достаточно на несколько дней, но слишком мало для того, чтобы создать впечатление приезда надолго.
Бертран Бакстер, презирающий условности, но весьма опытный дворецкий, воспринял ее появление без комментариев, хотя и присутствовал при демонстративном уходе Кристины из дому. Тогда она в крайне категоричных выражениях заявила, что в следующий раз преодолеет порог этого дома не иначе как в гробу! И все же я опять здесь, думала она, оглядывая впечатляющий, но несколько помпезный холл. Ничего не изменилось, и отец наверняка тоже.
— Думаю, он в кабинете. Может быть, мне проводить вас?
— Я знаю дорогу.
— Разумеется, знаете. Разрешите заметить? — В глазах Кристины появилась улыбка.
— Разве тебе когда-нибудь можно было помешать?
— Приятно снова видеть нас дома.
— Всего лишь на время.
— Как вам будет угодно, мисс.
— Бертран! Не смей называть меня мисс. А потом, с каких это пор мы перешли на "вы".
— Всего лишь дань почтения…
— Что это с тобой случилось? И кстати, откуда у тебя этот фингал?
Дворецкий осторожно потрогал разноцветную опухоль под левым глазом.
— Небольшая размолвка в пивной.
— Неужели тебя начала подводить реакция? — поддразнила она. — Так ты собираешься отнести чемодан в мою спальню?
— У тебя что, руки отсохли, девочка? — услышала она в ответ.
Улыбнувшись, Кристина почувствовала, как улучшается ее настроение.
— Если бы ты не был таким красавчиком, я бы тебя обняла. — Что она, впрочем, и сделала. Пригладив свои длинные волосы, Бертран широко улыбнулся.
— Веди себя прилично, девочка, у меня есть женщина. К чему эти сантименты! — сказал он, похлопывая по прижатой к его груди рыжеволосой голове.
Шмыгнув носом, Кристина отстранилась.
— Значит, в кабинете?
— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
— Предпочитаю разговор без свидетелей, — со вздохом ответила она, гордо выпрямившись.
Собравшись было постучать в массивную дверь, Кристина вдруг передумала, твердой рукой взялась за ручку и, не желая терять боевого настроя, распахнула створку с такой силой, что та, ударившись о степу, заставила содрогнуться висящие на ней картины в золоченых рамах.
Не успела она перешагнуть порог, как сидящий в большом кожаном вращающемся кресле человек поднял голову от сверкающего полировкой стола красного дерева. Поднеся руку к лицу, он поспешно стер с него слезы.
— Будут в этом доме когда-нибудь стучать? — раздраженно бросил он. — Кристина, ты?!
Ее отец никогда не плакал. Просто не умел! Однако факт был налицо. И это не укладывалось в ее голове. Вся тщательно взлелеянная антипатия к нему куда-то исчезала, утекала, как песок между пальцами. О нет, только не сейчас!..
