Лианна Уилсон - Ошибок не избежать
— Гм, — возразила Сидни. Ей было жаль разочаровывать гордого папашу. — Вряд ли это…
Бах! Эмили ударила ложкой по металлическому столику. Бах! Бах!
Несколько человек повернулись к ним. Смеясь и пуская пузыри, Эмили снова и снова стучала ложкой по столику. Эти звуки эхом отдавались у Сидни в голове. Барабанные перепонки вибрировали в такт ударам.
Качая головой, она сказала:
— Неудачная идея.
Люк нахмурил брови.
— Что теперь делать? — прокричал он через стол. Вокруг них прекратились все беседы. Гитарист стал играть громче, пытаясь заглушить барабанную дробь Эмили. Окружающие уже с явным раздражением оборачивались на них. — Отобрать? — спросил Люк. — Это разозлит ее? Тогда что?
С трудом удерживаясь от того, чтоб заткнуть уши, Сидни прокричала:
— Нужно сразу дать ей что-нибудь другое. Только спрячьте ложку.
Кивнув, Люк вырвал ложку у Эмили и одновременно с Сидни потянулся за пустышкой. Его рука на мгновенье накрыла ее руку. Их взгляды встретились, и Сидни обдало жаром. Она застыла, а Люк медленно убрал свою руку. Но его пронзительный взгляд не покидал, сверлил ее. Сидни держала пустышку дрожащей рукой. Затем рывком сунув пустышку Эмили, она спрятала руку под столом, положив на колено.
В ресторане все успокоилось, и посетители снова повернулись к своим столикам. Возобновились негромкие беседы. Музыкант начал с середины «Ты мое солнышко». Сидни не стала прислушиваться к тому, как Люк подпевал, стараясь добиться внимания дочери.
— У вас хорошо получается, — сказал он тихим, теплым и влекущим голосом. Его темные глаза сияли восхищением. Она заметила, что он следит за ней загадочным взглядом.
— Просто у меня есть опыт. — С неуверенной улыбкой Сидни взяла со стола слюнявчик. Она решила, что надо чаще ходить на свидания. Может быть, тогда Люк не будет… так смущать ее. — У вас тоже скоро накопится.
Люк взялся как попало запихивать детские вещи обратно в сумку. Теперь все не влезало как следует, и ему пришлось сильно уплотнить содержимое.
— Вы можете слушать советы, но пока не пройдете через все сами… — Она остановилась, стараясь найти подходящий пример. — Допустим, я могла бы посоветовать вам не спрашивать у Эмили, даже когда она дорастет до двух лет, хочется ли ей купаться. Никогда не предоставляйте двухлетнему ребенку право выбора, если вы не готовы принять от него отрицательный ответ. В этом возрасте выбирать можно полотенце или пену для ванны. Но пока вы не совершите этой роковой ошибки, пока ваш ребенок с вызывающим видом не скажет «нет», пока вам не придется запихивать в ванну орущего ребенка, вы этого важного совета не оцените.
Люк задумчиво потер подбородок.
— Вам надо иметь собственных детей.
Вам надо иметь своих детей.
Сидни похолодела.
Эмили с удовольствием сосала пустышку. Сидни же ощущала пристальный взгляд Люка, который, будто нащупав трещину в ее сердце, вбивает туда колышки. Чувствовал ли он ее боль?
Сидни думала, каково было бы смотреть, как ее ребенок, малыш, зародившийся в ней, смеется и играет. Каково было бы держать это создание на руках, укачивать перед сном, говорить ему, что она любит его больше всех… Сожаление и разочарование жгли ей горло.
Пустышка Эмили звякнула о металлический столик. Люк сунул ее обратно в ротик малышки. Глядя на его руку, державшую мягкую розовую пластмассу, Сидни почувствовала, как ей сдавило грудь.
— Наверное, есть женщины, — сказал он с явным намеком на нее, — которые больше стремятся к карьере, чем к домашнему очагу и семье. — Она не нашла в его словах укора, это было просто констатацией.
Сидни залилась краской. Она хотела сказать, что у нее не было выбора. Ей хотелось топать ногами и стучать, как это делала Эмили. Но она лишь слабо улыбнулась официантке, поставившей две чашки кофе на их столик. Малышка тут же потянулась к дымящимся чашкам, и Сидни убрала их подальше.
У нее дрожали руки. Она влила в черный густой кофе огромную порцию сливок и, цепляясь за ложку, как за спасительное весло, стала размешивать. Сливки осветлили кофе, вот так с годами выцвели ее мечты и стремления…
— Некоторые женщины справляются и с тем, и с другим, — заявила она бодрым голосом. — И с семьей, и с карьерой.
Люк глотнул черный кофе и скривился от горечи. Разумеется, Сидни права, как ни больно это признавать.
— Моя мама не могла.
Сидни замерла.
— В каком смысле?
Люк накручивал завязки слюнявчика Эмили вокруг указательного пальца. Он чувствовал, как внутри растет напряжение. Люк никогда не судил свою мать. Он любил ее… И всегда готов был броситься на ее защиту. И тем не менее вынужден признать, что многого лишился именно по вине матери. И не желал, чтоб детство Эмили напоминало его собственное.
— Единственное, чего она всегда желала, — это сидеть дома и растить детей, — сдавленно проговорил он. — А когда папа ушел, она… рассыпалась в прах.
Он вспоминал безутешные слезы мамы, ее страх, свою беспомощность. Ее сердце разбилось, когда муж бросил ее ради другой женщины. Она смертельно боялась искать работу, думая, что ни с чем, кроме уборки и готовки, не справится. Еще маленьким, он плакал вместе с мамой и ругал папу. Но он был мальчиком, будущим мужчиной, и поэтому глубоко запрятал свои страхи. Он должен был быть сильным и поскорее вырасти.
— Вы единственный ребенок? — спросила Сидни тихим голосом.
Он кивнул.
— Мне было семь лет, когда они развелись.
— Это, должно быть, ужасно тяжело. Для нее. И для вас тоже.
Он пожал плечами. Его смущало ее сочувствие и искреннее внимание. Он давно пережил все это. Оставил все позади. Он вдруг подумал: а как Сидни восприняла свой развод? Переживала ли она, как его мать? Испытала ли такое же отчаяние?
— Ваша мама одна заботилась о вас? — спросила она, поднося чашку ко рту.
— Я о ней заботился.
Из прошлого к нему вернулся сладкий аромат бутербродов с арахисовым маслом и джемом. Это было его фирменным блюдом, которое он готовил по возвращении из школы. Он брал с собой бутерброд и большой стакан молока, заходил к матери и залезал к ней в постель. Она смотрела по обыкновению какую-нибудь мыльную оперу, но отключала звук, чтобы его не обидеть, пощипывала его бутерброд и спрашивала, как он провел день. Но она никогда не слушала его по-настоящему, так, как сейчас Сидни.
— Получается, будто вы «вырастили» свою маму, как я растила своих братьев и сестру. — Она протянула руку через стол и накрыла его большую кисть. Его удивили тепло, сочувствие и собственная дурацкая реакция.