Барбара Уоллес - Запомни: ты моя
Нико сжал губы.
– Я сделаю ему внушение. Будет знать, что такое поведение недопустимо.
– Не надо. Он не виноват.
– Да нет – виноват. Я не допущу, чтобы мои работники плохо к тебе относились. Пусть знает.
– Пожалуйста. – Она взяла его за руку. – Я не хочу никаких сцен. – Поведение Марио – это ничто по сравнению с тем, что она вынесла в Бостоне. – Просто покажи, где я буду сидеть, и я займусь делами.
– Ты останешься? Мне не придется тебя уговаривать?
– Пока останусь. – Она уже здесь и какое-то время это вынесет.
Лицо у Нико прояснилось.
– Я рад, – негромко произнес он. – Но вначале я хочу показать тебе завод.
Луизу удивило то, что в основном помещении завода она никого не увидела.
– Где все? – спросила она.
– Я всегда закрываюсь перед сбором урожая, чтобы работники могли провести время с семьями, а я могу удостовериться, что оборудование в рабочем состоянии. Наслаждайся пока что тишиной. На следующей неделе в этом здании будет так шумно, что ты не услышишь собственного голоса.
– Охотно верю. – От такого количества машин можно ожидать сильного шума. – Все выглядит очень современно, – заметила она. – Я не представляла, что вино производится таким образом.
– Ты, наверное, рисовала себе темный сарай с дубовыми бочками, где итальянки давят виноград ногами.
– Ну, не столь театрально.
– Именно этому верят туристы. Знаешь, почему запасы вина хранятся у меня в самом старом здании? Чтобы поддержать этот миф.
А на самом деле вина Старого Света производились в современных помещениях из стали и бетона.
– Значит, виноград не давят ногами? – спросила Луиза, спускаясь следом за Нико вниз по лестнице на заводской этаж.
– Только на фестивале урожая.
Около одного из агрегатов промелькнула бледно-голубая рабочая спецовка.
– Витале, – позвал Нико, – это ты?
Появилась седая голова.
– Да, signor. Я заменял таймер на конвейере. – Как и Марио, он тоже избегал смотреть в сторону Луизы.
– Хорошо-хорошо. Витале, познакомься с Луизой. – Опять Нико навязывал знакомство, и опять Луизе пришлось вынести неловкую улыбку и кивок, прежде чем Нико дал возможность Витале уйти.
– Дай им время, – сказал Нико. – Они постепенно к тебе привыкнут.
– Нико, люди поверят тому, чему хотят верить. Заголовки слишком убедительные, чтобы им не поверить.
– К черту заголовки. Как только они тебя узнают, то поймут, что написанное в газетах – чушь. Через пару недель никто в Монте-Каланетти и не вспомнит о Сладкой Луизе.
– Твоими бы устами…
Нико придвинулся ближе, и теперь расстояние между ними было не больше шага. Она даже разглядела темные волосы в расстегнутом вороте рубашки и почувствовала горьковатый цитрусовый запах мужского лосьона.
– Луиза, – произнес он, – не надо обладать умом создателя ракет, чтобы понять, что из себя представляет человек.
– Не будь так уверен. В штате Массачусетс – целый город свидетельство тому, что ты ошибаешься.
Нико усмехнулся. Он протянул руку и с нежностью убрал прядки с ее лица.
– Ты драматизируешь, bella mia. Я уверен: твои друзья все понимали правильно.
– Возможно, если бы они у меня были.
– Ты о чем?
– Так, ни о чем. – Луиза растерялась от его прикосновения. – Ты же сам сказал, что я все драматизирую. – Она больше ничего не сказала. Раскрытых секретов для одного дня достаточно. – Я говорю глупости.
Господи, но она устала быть настороже, а рука Нико, теплая, нежная… Плечо Нико – вот оно: широкое, крепкое. Неужели так уж опасно хоть чуть-чуть опереться на него? Она очень устала быть одной.
У Луизы вырвался вздох, и она прильнула к нему.
– Все в порядке, – прошептал Нико, обнимая ее. —
Я обо всем позабочусь.
Для Нико такое впервые – обнять женщину без малейшего намерения заняться с ней любовью. Он прижал ее плотнее, сладкий цветочный запах окутал его, единственная мысль – поддержать ее, вселить уверенность. Конечно, он знал, откуда это желание защитить. Маска холодной отстраненности упала с Луизы, и он увидел ранимую женщину. Каждый раз его поражала глубина того, что он чувствовал к ней. Что в этой белокурой американке такого, что он готов отправиться в Америку и лично придушить там каждого репортера за причиненную ей боль?
Да он вышвырнет всех папарацци в Италии вон из своих владений.
Луиза стояла, положив голову ему на плечо.
– Все хорошо. Я все устрою, – прошептал ей он.
Она вдруг замерла, потом отстранилась.
– Нет, – сказала она. – Не надо. – И побледнела настолько, что лицо стало почти такого же цвета, как и ее платиновые волосы. Даже глаза потеряли цвет.
Она была похожа на призрак.
Что такого он сказал? Или в Бостоне случилось что-то еще, худшее, помимо папарацци, не выпускавших ее из дома?
Но Луиза уже овладела собой.
– Прости, я забылась на секунду. Мне не следовало… Больше такого не повторится.
– Ничего нет плохого в том, чтобы обратиться к другу, когда ты расстроен. – Интересно, слово «друг» так же резало ей ухо, как и ему? Обнимать друга совсем не то же самое, что обнимать Луизу. Ее тело, приникшее к нему, на удивление оказалось на своем месте.
– Я знаю, но… Ты уже достаточно сделал, позволив мне здесь спрятаться.
Не это она собиралась сказать – ее волновало то, что подумают другие.
– Ты не прячешься – ты работаешь. Это ты оказываешь мне услугу.
– Ты приглашаешь всех своих работников пожить у себя в доме?
– Исключительно красивых, – пошутил он. Она не ответила на шутку, и тогда он серьезно уточнил: – Никто не узнает, что ты остановилась у меня.
– Ты не думаешь, что это вычислят?
– Только если мы об этом скажем. Я никогда не любил выставлять напоказ свои личные дела.
Наконец-то она улыбнулась:
– Нико Аматуччи – образец сдержанности.
– Что-то в этом роде.
– Раз уж я здесь работаю, то важно, чтобы ты относился ко мне так же, как к любому другому служащему у тебя. Зачем подогревать сплетни?
– Ты права, – сказал Нико, а про себя подумал, что сплетни – это лишь одна из причин ее отстраненности. Похоже на то, что она опасается, как бы их не потянуло друг к другу.
– Ты – служащая, – повторил он ее слова. Сейчас не время желать большего. – Оставляю объятия для твоих друзей женского пола. Да, кстати, ты говорила с Дани?
Луиза покачала головой и отвернулась:
– Пока нет.
– Почему? – Ну ясно. Несмотря на его вчерашние увещевания, Луиза все еще сомневалась, захочет ли подруга с ней говорить. – Ты бы ей позвонила. Она беспокоится.
– Я позвоню. Вот устроюсь и позвоню.
– О'кей. – Если она этого не сделает, то он попросит Дани, да и других, прийти и навестить ее. Ей необходимо знать: друзья на ее стороне.
