Линда Чейтер - По ту сторону экрана
— «Переделка»? — Джулия покачала головой.
Кармен снова улыбнулась:
— Это шоу на телевидении. А я — его ведущая. Меня зовут Кармен Берд.
Джулия смутилась.
— Видите ли, я редко смотрю телевизор, — пробормотала она, — поэтому и не догадалась… Смотрю только детективные программы — «Инспектор Морс», например. — Джулия внимательно посмотрела на собеседницу. — Но знаете, вы показались мне знакомой. Не могу понять почему.
— Вы слышали о детской программе «Кролик Джек»? — спросила Кармен.
Джулия просияла.
— Так вот где я вас видела! Дункан постоянно смотрел эту передачу. — Она засмеялась. — Можете поверить, что он записывал ее, а потом крутил раз сто?
Кармен улыбнулась. Похоже, Дункан не преувеличивал, когда говорил, что очень любит ее шоу.
— Это невероятно, — продолжала Джулия. — Неужели человек в его возрасте может смотреть такую… — Она прикрыла рот ладонью. — Черт, я не хотела…
— Все в порядке, — усмехнулась Кармен. Она устала от лести и считала, что иногда полезно выслушать критику. — Откровенно говоря, — добавила она, — мне и самой временами кажется, что эта программа — порядочная дрянь.
Они вошли в вестибюль.
— О Боже! — завопила Джулия. — Дункан никогда больше не будет со мной разговаривать, если я пропущу второй акт.
Они подбежали к двери зала, но дежурный с усмешкой сказал:
— Прошу прощения, спектакль уже начался, и я не могу вас пропустить.
— Но… — Кармен улыбнулась. — Мы могли бы войти очень тихо.
— Это наше правило, мэм, — заявил дежурный, загораживая дверь. Узнав Кармен, он снова усмехнулся. — Мы не делаем исключений ни для кого — даже если бы вы были премьер-министром.
— Что же теперь делать? — проговорила Джулия, чуть не плача.
— По крайней мере нам больше не придется беспокоиться из-за того, что мы не в силах уследить за интригой, — сказала Кармен; пьеса действительно показалась ей ужасно скучной.
Джулия закусила губу — и вдруг со смехом проговорила:
— Ничего страшного. Признаться мне было скучновато. — Она вопросительно посмотрела на Кармен, потом, сунув руки в карманы, окинула взглядом вестибюль.
«Сдерживается, — подумала Кармен. — Люди ведут себя иначе, когда узнают, кто ты. Они затихают и словно впадают в анабиоз, отдавая инициативу тебе». Однако ей не хотелось возвращаться домой — ведь она только начинала наслаждаться жизнью.
— А почему бы нам не уйти отсюда и не выпить в пабе? — предложила Кармен.
Лицо Джулии тотчас прояснилось.
— О… прекрасная мысль!
Когда они вышли из театра, Кармен впервые за несколько месяцев почувствовала прилив оптимизма. У нее был удачный день — она встретила Дункана и Джулию, и они вполне могли бы стать ее друзьями. Может, и она когда-нибудь сможет жить как все нормальные люди.
Глава 3
Гидеон Берд наслаждался «отпуском». «Нам следовало бы вписать это в брачный контракт, — подумал он с мрачной усмешкой. Склонившись над дымчатой стеклянной крышкой кофейного столика, Гидеон разделил кокаин на две аккуратные порции. — Конечно, мужчина может взять на себя многое, но ему нужен отдых».
Не похоже, чтобы она выказывала ему хоть какую-то благодарность. Кармен Хьюз была никто, когда он встретил ее на Би-би-си восемь лет назад. Она попусту тратила время в совершенно тупиковой образовательной программе для умственно отсталых детей. Целый год он ухаживал за ней, потом женился и вывел ее из мрака неизвестности — он, Гидеон Берд, а не кто-то другой вел за нее переговоры с «Конквест ТВ». А «Кролик Джек» сделал ее главной ведущей детской программы, как задумывалось. Он пренебрег своей собственной работой, чтобы продвинуть ее, чтобы сделать ей карьеру. Он помогал жене советами и в конце концов добился своего — она стала ведущей передач для взрослых. Потом ее «Гардеробная» стала модным шоу, а затем со своим шоу «Переделка» она сделалась телезвездой.
А что она дала ему взамен? Ничего. Он отдал все силы, чтобы сделать ей карьеру — чтобы жена Гидеона Берда была достойна своего мужа, а теперь, ясное дело, она думает, что слишком хороша для него. Его единственная награда — постоянное раздражение от необходимости жить с этой сукой, убежденной в своем превосходстве.
Вынув из бумажника купюру в двадцать фунтов, Гидеон скатал ее в трубочку. Руки его дрожали от нетерпения, и ему не сразу удалось втянуть порцию порошка.
Жена вроде той, что у него, кого угодно сделает наркоманом. Ничего, кроме жалоб, он от нее не слышит. Заявлять ему, что он должен поддерживать отношения с родственниками! Что она себе вообразила? Полагает, что ему нечего делать? Она, кажется, ждет, что он бросит все — только бы удовлетворить ее нелепые прихоти. Ссора в среду — самая типичная. Она думала, что создателю «Мангуса» нечем заниматься, кроме как держать жену за руку, когда она навещает своих скучных родственников? Да будь он проклят, если когда-нибудь поедет к ее глупой тетке!
Гидеон снова взялся за свернутую в трубочку купюру и принялся втягивать в ноздрю вторую порцию порошка.
— Гидди, дорогой! — раздался из ванной женский голос. — Разве ты не придешь ко мне?
— Подожди минуту! — прорычал Гидеон, прикрывая ладонью белый порошок.
Он прекрасно знал, что любовницы порой бывают столь же утомительны, как жены. Их единственное преимущество — в их неведении. Гидеон своим любовницам ничего о себе не рассказывал — вернее, не рассказывал правду, — и Энджи не знала, кто он такой, не знала даже, женат ли он. Гидеон мог прийти к ней, когда угодно, и уйти, когда ему заблагорассудится.
Аромат из ванной проник в комнату, и он почувствовал позывы тошноты. Одному Богу известно, что Энджи там делала со всеми этими свечами и прочим ароматическим дерьмом. Она где-то услышала, что такие запахи помогают расслабиться, но он ничуть не удивился бы, если бы все это оказалось каким-нибудь бесовским обрядом — с целью забеременеть.
«Можешь на меня не рассчитывать», — подумал Гидеон, нащупывая упаковку презервативов. СПИДа он никогда не боялся — почему-то был уверен, что с ним подобное не случится. К тому же есть вещи похуже СПИДа, — например, забеременевшая любовница, требующая денег…
Тут Гидеон наконец втянул вторую порцию и тотчас же почувствовал действие наркотика. Он запрокинул голову и прикрыл глаза, наслаждаясь ощущениями. Ему всегда становилось гораздо лучше лишь после второй дозы, когда он доводил себя до предела.
— Гидди!..
Почему она его так называет? Почему эта глупая сука не может называть его по-человечески?