Вильям Райс - В тихом омуте
А почему бы и нет, собственно говоря? Что в этом дурного? Она задумчиво нахмурилась и нагнулась, дотягиваясь кончиками пальцев до ступней. Вреда мы никому не причиняем, и все довольны. Лучше ведь чувствовать себя раскрепощенными и получать от жизни удовольствие, чем тихо кукситься в одиночестве, пенять на судьбу и в конце концов становиться импотентом — вроде Дика, мужа Аманды.
Черт с ними, с наклонами — не то настроение. Пора одеться…
Так, снова звонок. Элинор повернулась и сняла трубку.
— Алло?
— Элинор? — тихий, вкрадчивый голос.
— Бен!
— Я с вокзала звоню. Опоздал на этот паршивый поезд и жду теперь следующего. Надеялся, что твой голос придаст мне сил и вдохнет новую жизнь.
Элинор уселась на кровать.
— Жаль, что ты меня сейчас не видишь, дорогой, — промурлыкала она в трубку. — Кое во что у тебя жизнь бы точно вдохнулась! — она звонко расхохоталась. — В противном случае я бы с тобой рассталась. Я сижу совершенно голая.
Вздох.
— Господи, что за невезуха! Я в этом чертовом автомате, а ты там в чем мать родила…
— Послушай меня, Бен. Ты очень кстати позвонил. У нас ведь сегодня вечеринка, а Тони сказала, что ты можешь опоздать…
— Ах, так она тебе звонила?
— И ещё как! Но дело не в этом, дорогой. Я хочу, чтобы ты опоздал. Причем изрядно — на несколько часов. Пусть Тони побудет здесь одна — она была жутко заведена, наговорила всяких глупостей, и ей будет полезно…
— А в чем дело? — встревоженно перебил Бен.
— Не волнуйся — я все продумала. Я хочу, чтобы она пришла без тебя нужно дать ей возможность расслабиться, почувствовать себя привлекательной женщиной…
— С кем?
— Бен, разве для тебя это важно?
— С кем?
— Слушай, дорогуша, я не могу все тебе объяснять по телефону. Потом расскажу, вечером, может быть, если ты все-таки сюда доберешься. Но неужели ты сам не понимаешь, насколько бы это все для нас с тобой упростило?
— Наверное, — нерешительно промолвил Бен.
Элинор вздохнула. Невозможные создания эти мужики — на ежа сесть хотят, и не уколоться при этом.
— А ты правда совсем голая? — тихонько спросил Бен.
— О да! Видел бы ты меня, так уж наверняка…
— Буду о тебе думать. В таком виде.
— Да уж, думай, пожалуйста.
— Жаль, мне пора. Пока, Элли.
— Счастливо, Бен.
Сидя за столом Кайта в его собственном кабинете, Джеймс снял телефонную трубку. Майра Уотерс, регистраторша, сказала:
— Это миссис Хигарти. Говорит, по личному вопросу.
Вспомнив, что миссис Хигарти это Китти, Джеймс тяжело вздохнул сколько может эта образина совать свой длинный, как у муравьеда, нос в его дела? Не проходило и дня после отъезда Кайта и леди Кутилоу, чтобы его вредоносная кузина не заскакивала по нескольку раз на дню «проведать» его. Причем предлог всякий раз был новый — все ли у него в порядке, хорошо ли его кормят, и так далее. Суть же была в том, что Китти глаз с него не спускала. Охраняла, как овчарка — невинных агнцев.
Напрасная трата времени. Джеймс уже осознал, что пасторальный городок Уиндлбери-Снайп — это по-настоящему тихая гавань в бурном океане распутства. Хотя поначалу ему казалось, что это вовсе не так. Полунамеки Кайта всколыхнули в нем надежду, что царящие на здешней сцене безмятежные тишина и покой — всего лишь прикрытие для бурной закулисной жизни. Для вечно голодных жен и любителей «групповичков», о которых пишут воскресные газеты. Да, речи Кайта здорово раззадорили Джеймса, однако он быстро убедился, что если такое где и существовало, то только не в Уиндлбери-Снайпе.
Может, оно и к лучшему, разочарованно думал Джеймс. И, снова вздохнув, обратился к Майре Уотерс:
— Хорошо, соедините нас, пожалуйста. — С минуты на минуту он ждал пациентку, некую миссис Гэрисон. В истории болезни он не нашел и намека на природу её недомогания.
— Привет, Китти, — сдержанно поздоровался он. — Чем могу быть полезен?
Помимо того, чтобы засунуть тебя в мешок, завязать его и бросить в самый глубокий омут?
— Ты занят, Джеймс?
— Да, очень.
Отъявленное вранье. Если не считать горсточки престарелых ипохондриков, которых он был вынужден навещать каждый день, и ещё нескольких пациентов, жаловавшихся на насморк, дел у Джеймса решительно не было. Не говоря уж о том, что сезон аллергических соплей заканчивался. Словом, главная проблема Джеймса заключалась в том, чем заполнять свободное время. До сих пор он посвящал его чтению медицинских журналов.
— Надеюсь, к вечеру ты освободишься? — язвительно осведомилась Китти. — Ты не забыл про вечеринку у Бьюкененов? Я могу на тебя рассчитывать?
— О да. Если ничего не случится, конечно. Напомни только — где и во сколько?
Китти презрительно фыркнула.
— Что-то у тебя туговато с мозгами стало, Джеймс.
Джеймс стоически молчал. То, что он подумал сейчас про Китти, высказать вслух не осмелился бы никто.
— Я заеду за тобой сама, — заявила она тоном, не допускающим возражений. — В четверть восьмого. Устраивает?
— Нет. То есть — да, спасибо, но я предпочел бы воспользоваться собственным транспортом. Ты просто объясни мне, как до них добраться, и я…
— Джеймс, я заеду за тобой ровно в четверть восьмого!
Шмяк! Она повесила трубку. Джеймс медленно опустил на рычажки трубку своего аппарата, пробормотав под нос:
— Вот, стерва!
Осторожное покашливание сзади. Как ужаленный, он крутанулся на вращающемся кресле Кайта. Майра Уотерс…
— А, это вы. — Джеймс кивком указал на телефон — несомненно, регистраторша слышала его последние слова. — Моя кузина, — пояснил он. Она порой бывает несколько…
— О, мы все знаем миссис Хигарти. — Миссис Уотерс мило улыбнулась. Сорокалетняя замужняя женщина была бесконечно предана доктору Кайту. Она добавила: — И я заметила, что в последнее время она вас немного… опекает.
— Мягко говоря, — горько усмехнулся Джеймс. — Это просто Цербер в юбке.
Но Майра даже не улыбнулась.
— Миссис Гэрисон уже здесь, — сказала она. — Если хотите, могу побыть с вами.
Джеймс удивленно замотал головой.
— Нет, спасибо. Или вы считаете, что мне нужно…
— Как желаете. Сейчас я её пришлю.
Проучить бы Китти, мстительно подумал Джеймс. Выяснить у этой Гэрисон, где живут Бьюкенены, и рвануть к ним в десять минут восьмого. Нет, не выйдет — приглашение он получил через Китти, и явиться следовало вместе с ней. А жаль.
— Миссис Гэрисон, доктор.
Джеймс встал навстречу, заключив тонкую ладонь пациентки в свои собственные. С таким же успехом он мог пожать высохшую тростинку. Светловолосая и невероятно худая женщина выглядела лет на тридцать, у неё были красивые, глубоко посаженные глаза и широкий рот с тонко очерченными губами. Прямые волосы свисали, словно золотистая занавеска; худоба придавала женщине сходство со скелетом.
