Евгения Мамина - Мой дневник. «Я люблю…»
— Так вот. На сборы дается 2 недели. Надеюсь, что мы все уложимся в этот срок. Все дополнительные распоряжения мед состав получит персонально. На сегодня я объявляю выходной день. И теперь за победу, ребята, ура! — Хор радости дружно затянулся в крике, вверх полетели шапки. А Кузьмич выглядел в этот момент богом, словно своей речью, он разбрасывал дары окружающим его людям. Немного погодя, когда крики утихли, Кузьмич повернулся в сторону офицеров.
— Торжественная часть еще не завершена. Многие наши товарищи достойно показали себя в работе за годы военных действий. И Верховное Правительство Советского Союза не оставит данных товарищей без заслуженных поощрений. — Затем на его место ступили офицеры, приехавшие из штаба. Оказалось, что они привезли наградные листы с орденами и медалями врачам и санитарам, участвовавшим в годы войны в боях, вытаскивавших раненых с поля боя, и не оставляющих операционные даже после нескольких суток работы в самых горячих местах схваток в противником. Эти люди стали настоящими героями. Это была до слез трогательная часть митинга. Каждый награжденный вспоминал про себя страшные и лишь ему запомнившиеся моменты войны. Награды были разные. Но мне почему-то подумалось, что награждать то нужно каждого работающего в госпитале и у нас в ППГ, потому что это были бы награды по заслугам, начиная от уборщицы и заканчивая главврачом. Ведь все они делали одно великое дело: спасали человеческие жизни. Когда назвали мое имя, меня охватил столбняк. Просто не могла пошевелиться. Кто-то «добрый» вытолкнул меня из строя…Не помню, какие слова произносились в мой адрес, и что я отвечала. Все слилось в один миг. В памяти остались лишь теплое пожатие руки офицера и мягкая ткань коробочки на моей ладони с медалью. Да что я все о себе. Вот последняя часть этого мероприятия запомнилась надолго. Закончилось награждение медперсонала. Один из офицеров сказал: Товарищи! Мы часто говорим о героях военных сражений, часто ставим их друг другу в пример. Солдаты, которые непросто сражались за мир для всех людей, но и проявляли смекалку, ловкость, храбрость, отвагу в борьбе с врагом. Жаль, что не все герои могут быть достойно награждены за свои заслуги перед Родиной. Многие наши герои не дожили до дня Победы, другие бесследно исчезли на дорогах боевой славы. Мы их не забудем, и будем помнить всегда. Но сегодня, я хочу сообщить, что на одного героя в нашей истории станет больше. Этот человек внес огромный вклад в приближении дня Победы. Документы, которые его разведгруппа доставила командованию после хорошо спланированной операции, имели настолько ценную информацию, что было приказано доставить всю разведгруппу в штаб командования фронтом для личного поощрения командующим. К сожалению, на тот момент лишь один боец дошел до своих. Он и передал документы. Остальные пали смертью храбрых. Командир той разведгруппы, который и продумал всю операцию, отвлек на себя врагов, сдержал их натиск, но не дал врагу убить себя. Его смогли найти лишь через несколько дней полуживым и доставили в госпиталь. К сожалению, награда не нашла его в тот момент — никто из его части не знал, что он жив. Но наши врачи вылечили этого воина, и теперь он здесь, с вами. Этот человек не забыт, помнить о нем будут еще долго. Сегодня Родина и партия награждает его своей самой высокой наградой — звездой Героя. И пусть этот человек знает: Родина никогда не забывает своих героев. (Во время этих пламенных слов все стоящие переглядывались в поисках того, о ком шла речь. Лишь мы с Андреем стояли не шевелясь, понимая важность этих слов. Андрей нервно сжал мою руку, а я его). — Старший лейтенант Половцев Андрей Александрович. Немного постояв, собираясь с духом, Андрей шагнул вперед. — «Поздравляю Вас с такой наградой, и также в присвоением Вам очередного звания!» И вот она, звезда Героя сияет на его груди. Я вижу слезы, катящиеся из полуопущенных глаз любимого моего человека… Удивление толпы не проходит. Они поздравляют Андрея, но в их глазах читается вопрос о прошлом старшего лейтенанта. А во мне бурлит гордость за него.
Все эти эмоции всколыхнулись и покрыли нас внезапно. Андрей же пытался скрыть следы своего волнения и отмахивался от поздравлявших его, «Да, ладно, ну, что там. Это все в прошлом». Кузьмич, видя реакцию Андрея, шепнул, «Ты, парень, не смущайся. Героев не каждому дают. Раз дали, значит заслужил. Ты от людей то не отмахивайся. Мы все радуемся за тебя. Готовься вечером проставляться». И уже громко для всех крикнул: «Все непременно придем еще раз поздравить тебя, правда, ребята?»
Вечером, на улице поставили столы, пригласили всех, кто жил рядом. Пришли ребята из госпиталя. Награжденных было много, а значит и тостов, и поздравлений было предостаточно. Кузьмич, которого тоже наградили по достоинству, совсем дошедший до кондиции от радости, все шептал Андрею: «В Москву вам ребята надо. Там сейчас хорошо… героям много льгот положено… Да не отмахивайся от меня, я ж не муха», — поучал он Андрея, — «ты слушай. Лечить тебя теперь положено, как героя, а не обычного смертного. Да, не смотри ты так на меня — это уже было ко мне, — сама все знаешь, не девочка. Андрюха, как-никак здоровье поправишь. Вон какая девка рядом с тобой, загляденье. Семьей основательно обзаведешься… Детишки и прочее. Вот куда вам ехать и где строиться — это уж сами решайте… Меня вот не забывайте».
— Да, что, ты Кузьмич, говоришь. Как же тебя забыть. Ты нам родной! Да и ехать то нам некуда. Никого и ничего уже у нас не осталось с Татьяной, только мы друг у друга.
— Ну, а раз так, — обрадовался Кузьмич и подмигнул мне (чего, кстати, с ним почти никогда не случалось), — поехали ко мне на Кубань. Там все чистое: и воздух и небо, и продукты…Климат там для вас самый подходящий. Вот. Так что думайте и решайте, а то уж ехать скоро.
Честно говоря, я так сроднилась с Кузьмичем за последние месяцы, что его предложение оказалось как манна с небес. Но вот что скажет Андрей? Надо будет обсудить это с ним.
Июнь — август 1945 г.Наше решение было обоюдным: Кубань станет местом жительства для нашей семьи.
Пришло время, и мы демобилизовались. Вот так, раз и все. Вчера ты был солдат, а сегодня свободен как ветер! Даже не верилось, что мы снова можем ЖИТЬ как когда-то, давно, до войны. Но прежде, чем начать новую ветку своего существования, нужно было закончить дела и в родном городе. Мы прибыли туда со смешанными чувствами: боль и радость, волнение и ожидание чего-то. К сожалению, никого мы не нашли, кроме пары одноклассников. Семья Риты здесь уже не жила. Они эвакуировались в 1941-м и не возвращались. Тетка Андрея умерла в 1942. Жизнь послевоенная здесь налаживалась, и в нас никто больше не нуждался. Мы могли ехать в любую точку страны. Назад мы ехали через Москву, и остановились у однополчанина Андрея. Коммунальная квартира, где кроме двух семей, в 2-х комнатках обитали его друг Коля, родители, жена и двое детей. Нам было неудобно их стеснять, но на какое-то время, мне пришлось у них пожить. Дело в том, что Андрею запали в душу слова Кузьмича о возможности пройти лечение в Москве, и он задался целью вылечить слепоту. Андрей поехал в центральный военный госпиталь, и там ему предложили пройти стационарное лечение. Следующие две недели я бегала ежедневно к нему. Мне было ужасно тоскливо и одиноко без него. По этой причине мне и не хотелось останавливаться в гостинице. В доме Коли я хотя бы была не одна. Все это время я гуляла по столице, наблюдала, как отстраиваются разрушенные районы, видела, что люди приходят в себя после войны, начинается мирная жизнь. Мне это придавало сил, и я мечтала о нашей будущей жизни с Андреем.
