Ли Гринвуд - В твоих объятиях
Тринити почувствовал, как в нем рождается ответное влечение. Его это не удивило: он с самого начала нашел Викторию очень привлекательной. Удивила его сила собственного отклика. Если бы не присутствие Бака и Гранта, он наверняка заключил бы ее в объятия... и плевать на последствия!
Ему очень не нравилось, что он теряет над собой контроль.
– Тебе лучше зайти в дом, – раздался из дома для работников голос Переса. – Если вернется Бак и застанет тебя, стоящего здесь столбом, с ним случится припадок. А у нас хватит на сегодня фейерверков.
– Я не стремлюсь к драке. Я просто хочу оставаться собой.
Тринити вовсе не хотел совать нос в дела Бака. И ему было совсем не по душе лезть к кому-то с советами. Ему хотелось помочь Виктории, но отныне пусть сама разбирается со своими проблемами.
К сожалению, стремление бежать сломя голову на помощь Виктории удивило одного Бака. Здесь все жили в постоянной готовности биться за нее при малейшей провокации. Никто не считал это чем-то необычным, Ему нужно быть крайне осторожным, он может невольно высечь искру, которая взорвет всю ситуацию.
Виктории нужно было время, чтобы все обдумать.
Ей слишком нравился Тринити Смит. Нравился больше, чем кто бы то ни было из являвшихся в «Горную долину». И это ее тревожило.
Ей доставляло удовольствие беседовать с ним. Он заставлял ее смеяться. И он сумел заставить ее забыть. Нет женщины, которую не привлекла бы его красивая внешность и лукавая улыбка. Но это не объясняло, почему первой ее мыслью при звуке выстрела был страх за него.
Она ни на миг не задумалась, устроил ли Тринити заварушку или стал ее жертвой. Она не встревожилась ни о Баке, ни о других работниках и поэтому теперь испытывала чувство вины.
Тринити она едва знала. А точнее, не знала вовсе.
Почему же она так им очарована?
Виктория отвергла самое очевидное объяснение. Каким бы привлекательным и интересным ни был Тринити, не могла же она с ходу влюбиться в него. За один день. Так произошло у нее с Джебом, и она поклялась, что больше никогда не станет вступать в близкие отношения с человеком, не зная его досконально. Одной ошибки ей хватило на всю жизнь.
Однако Тринити обращался с ней совершенно иначе, чем остальные знакомые мужчины. Она пока не могла выразить это словами. Казалось, разница заключалась в том, как он о ней думает, а не в каких-то его поступках. Она чувствовала, что он видит в ней личность, человека с такими же правами и привилегиями, как и он сам, человека, имеющего свои мнения и чувства, достойные уважения.
Впрочем, даже все это не объясняло ее реакцию на него. Может быть, она чувствовала какую-то ответственность за него?
Если с ним что-нибудь случится, особенно если в этом будет замешан Бак, это произойдет из-за нее. И не важно, что она не могла бы этому помешать или не хотела, чтобы это случилось. Все равно причиной была бы неукротимая ревность Бака к каждому мужчине, который бросал на нее взгляд... и его недоверие к чужакам. Она окажет Тринити добрую услугу, если посоветует уехать отсюда.
Но едва подумав о том, что Тринити стоило бы уехать, Виктория осознала, что хочет, чтобы он остался. Она никогда до сих пор не встречала человека, который вызвал бы у нее такое желание ощутить пьянящий вкус жизни.
И если получится, что она ему тоже немножко нравится... Дрожь возбуждения пробежала по ее телу. Да и какая бы женщина не возбудилась при мысли, что нравится такому мужчине? Она не видела ничего плохого, чтобы предаться легкому безобидному флирту.
Только чтобы ни он, ни она не принимали его всерьез.
* * *
– Почему вы все время молчите? – поинтересовалась Виктория у Тринити на другой день. Он смотрел на далекий каньон, а она отдыхала, сидя под гигантским дубом.
– После того как Бак попытался превратить меня в фарш, я решил, что мне лучше держать рот на замке. А свое мнение – при себе.
– А у вас есть свое мнение?
– Да, мисс Виктория. У меня есть свое мнение.
Она бросила в него камешком. Он удивленно поднял глаза. Камешек был довольно большой, и удар оказался чувствительным. По выражению лица Виктории он понял, что она этого и добивалась.
– Я предпочту, чтобы вы вовсе не разговаривали со мной, если собираетесь звать меня «мисс Виктория».
– Все остальные так говорят, и вы вроде бы миритесь с этим.
– Но вы ведь не все остальные. Не так ли?
– Нет.
– Тогда почему же я должна обращаться с вами, как с другими? Я поняла, что вы не такой, как все, с первой минуты, как увидела вас.
– Я не совсем понимаю...
– Вы единственный человек, который относится ко мне как к нормальной личности, а не как к драгоценной куколке, которую следует охранять от посторонних и ее самой. Если вы собираетесь вести себя так же, я могла бы попросить Бака сопровождать меня. Он меня душит, но по крайней мере разговаривает со мной.
Тринити отбросил свою сдержанность. Неудержимая улыбка растеклась по его лицу.
– Я умею рассказывать анекдоты. Я умею рассказывать разные истории. Даже сказки. Что вы хотите услышать?
– Ничего из этого, – промолвила Виктория, но в глазах ее просияла ответная улыбка. – Я просто хочу, чтобы со мной обращались как с нормальным человеком.
Тринити взял маленький камешек и швырнул его в Викторию.
– А это зачем? – удивилась она.
– Если нормальный человек бросается в меня камнем, я отвечаю тем же.
– Как делали в восемь лет? – фыркнула Виктория. Она подобрала сосновую шишку и бросила ее в Тринити.
– Скорее, как в шесть или семь, – пожал он плечами. – Я рано повзрослел.
– Полагаю, теперь это делает вас пожилым.
– Если вы снова начнете цепляться к моему возрасту, я вообще не стану разговаривать, – пригрозил Тринити. – Возраст мужчины – вопрос для него чувствительный. Судьба женщины может зависеть от ее красоты, но судьба мужчины часто зависит от его силы и быстроты, то есть от его возраста.
– Вы полагаете, что мозги его особого значения не имеют?
Тринити помог ей встать, и она принялась отряхивать юбку.
– Имеют, но большинство молодых людей, к несчастью, не придают им этого особого значения.
Виктория уже было двинулась к лошади, но горечь в его голосе заставила ее резко остановиться и поглядеть на него.
– Вы имеете в виду что-то конкретное или это общее рассуждение?
– Общее, – ответил он, желая перевести разговор на другую тему. Он не хотел копаться в своем прошлом. Не хотел обнаруживать прошлую глупость, однако глубоко зарытый яд вырвался на поверхность, а с ним вся бессильная досада и ярость.
