Дениза Алистер - Не бойся, я с тобой
После таких событий, естественно, уик-энд Нэнси был безнадежно испорчен. К тому времени, как в понедельник утром Дон заехал за ней, она уже чувствовала себя пленницей в собственном доме.
По дороге на работу в их отношениях образовалась еще большая брешь. Сначала Нэнси пустилась в разговоры о погоде, затем без всякого перехода перескочила на последние дебаты в палатах конгресса. Девушка болтала без умолку, но в какой-то момент, покосившись в сторону собеседника — или, правильнее сказать, слушателя, — заметила в его неотступно следящих за ней глазах насмешку. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Она вела себя как экзальтированная дамочка, попавшая в машину к знаменитому молодому актеру. С ума сойти! Покраснев, она оборвала себя на полуслове, и остаток пути они проехали молча.
Нэнси вошла в кабинет и не успела дойти до стола, как зазвонил телефон. Девушка замерла. Неужели опять тот маньяк? На негнущихся ногах она подошла к столу и подняла трубку. Оказалось, звонил детектив по поводу съемок об ограблении магазина. Облегченно вздохнув, она принялась за работу.
Следующие три дня ее сердце каждый раз замирало при звуке телефонного звонка. Ее нервы были натянуты до предела. Она понимала, что становится просто истеричкой, но ничего не могла с собой поделать. Состояние постоянной тревоги и ожидания просто сводило ее с ума.
По иронии судьбы, единственное место, где она чувствовала себя защищенной, была машина Дона.
В четверг вечером Конихан, остановив автомобиль у ее дома, сообщил:
— Мы снимаем охрану возле дома.
Глаза Нэнси сразу метнулись к зеркалу заднего вида. Синего седана, обыкновенно дежурившего на углу, не было. В принципе эта новость ее не очень удивила. Все предыдущие дни прошли спокойно, без звонков и угроз. Хоть она и крестница шефа департамента полиции, но всему есть разумный предел.
Ею овладело смешанное чувство облегчения и тревоги.
— Я понимаю, департамент не может приставить ко мне постоянную охрану, но как насчет усиленного патруля на улице? Его тоже снимают?
— Нет.
— Стало быть, нет уверенности, что опасность миновала. Все правильно, если этот шизик не давал о себе знать все последние дни, это не означает, что он не займется мной завтра.
Голос Нэнси звучал ровно и даже несколько равнодушно, что поразило Дональда в самое сердце. За четыре дня общения с ней он сумел неплохо изучить девушку и заметить в ней то, что его несколько обеспокоило. Например, внешне она принимала свой эскорт как нечто обычное, но ее пальцы начинали барабанить по сумочке всякий раз, как рядом с ними неожиданно появлялась незнакомая машина. Она всегда была настороже. В глазах постоянно мелькали тревожные искорки.
Взглянув на нее, он понял, что эта ночь ничем не будет отличаться от предыдущих.
— Этого я не говорил, но вы не хуже меня знаете, что всякое может случиться.
— А если нет, — возразила Нэнси. — Вы с Филом вели дело с самого начала, изучили его поведение, повадки, не кажется ли вам, что преступник просто хотел меня попугать? Или он способен на спланированный, заранее обдуманный акт насилия?
Дональд посмотрел на нее. В ее глазах стояла мольба. Ну как он мог дать ей гарантии? Из жизненного опыта Конихан знал, что их нет и быть не может ни в жизни, ни в любви, ни в чем бы то ни было. Но он уже в который раз огорченно отметил про себя, что ему далеко не безразлично ее отчаяние.
— Думаю, мы имеем дело с трусом, — решительно заявил Конихан. — Что же это за мужик, который живет в ожидании своего шанса. Он прячется в темноте, скрывает лицо и поджидает жертву, чтобы из засады напасть на нее. Уверен, даже его звонки с угрозами были из телефонной будки. Такой человек не рискнет охотиться за женщиной, окруженной полицейскими днем и соседями ночью, конечно если его не загонят в угол. Тогда никто не сможет предугадать его действий.
— Итак, другими словами вы хотите сказать, что в принципе опасность миновала, но не стоит делать глупостей, например, разгуливать по улицам в одиночку?
Дон кивнул.
— Угадали. Сейчас нам остается только дожидаться, пока преступник не совершит ошибку. И надеяться, что рядом окажется человек, который не растеряется и сможет дать ему достойный отпор или даже сдать властям.
Такая надежда имела под собой основания, но после репортажа уже прошло несколько дней, в студию неоднократно звонили, но ничего не прояснялось.
Нэнси с самого начала не ждала многого от передачи. Ей просто хотелось внести свой вклад в расследование, чтобы побыстрей кончился этот ад, так как невыносимо постоянно жить с ощущением. Собравшись с силами, она потянулась к ручке дверцы и выдавила улыбку.
— Тогда, наверное, стоило бы захватить домой кое-какую работу, дабы не забивать голову всякой ерундой.
Пообещав, как обычно, заехать за ней на следующее утро, Дон проследил, как она вошла в дом, затем нажал на газ и уехал.
Нэнси сбросила туфли и включила музыку. Звуки джаза моментально захватили ее, заполнив пустоту вокруг. Она прошла в спальню, переоделась в любимые старые, потертые джинсы и майку Т-шорт и через десять минут уже резала овощи на кухне, чтобы поджарить их вместе с курицей, стараясь не думать об отсутствии теперь у ее дома полицейской машины и преступнике, очевидно заметившем это обстоятельство.
Но несмотря на все тревоги, ее не отпускали мысли о Доне, его лице, запахе его одеколона, испытующем взгляде серых глаз. Она поймала себя на том, что представила, как он обнимает ее. Целует. Занимается с ней любовью. Интересно, как он поступает с женщиной, когда добивается ее, — останавливается на достигнутом или…
По спине пробежал холодок, вернувший ее к действительности. Она приложила руки к пылающим щекам. Боже, что с ней? Разве можно мечтать о таком, как Конихан! Да не только о нем, а о любом другом! Неужели ее ничему не научило то несчастье, которого могло бы и не быть, если бы не ее идиотская доверчивость? Пройдет еще немало лет, прежде чем она снова сможет доверять мужчине, и, конечно, в нем не будет ничего общего с Кониханом, слишком сексуальным, слишком самоуверенным. Ее бросило в дрожь от одной мысли, что он обнимает ее.
Работать, одернула себя Нэнси. Ей необходима работа… чтобы забыть похотливые руки, животную силу подонка, причинившего ей не только физический, но и моральный ущерб. Расстроившись от нахлынувших воспоминаний, она с досадой бросила порезанные овощи, курицу в кастрюлю и добавила специй, чтобы вместо задуманного блюда сварить суп. Через несколько минут в кухне уже витал ни с чем не сравнимый, аппетитный запах дрожжевого теста, так как она решила испечь еще и домашний хлеб. Первый в своей жизни хлеб она испекла три года назад, когда случайно открыла для себя, что месить тесто — великолепная терапия, отвлекающая от тяжелых мыслей. С тех пор возня с тестом стала ее излюбленным занятием.
