Маурин Ли - Танцующие в темноте
— Моя мать говорила мне об этом.
— Они так и не нашли того, кто это сделал. Бедняжка! — Вот теперь Чармиан и в самом деле расплакалась. — Я так по ней скучаю. Мне страшно даже представить, как она умирала в одиночестве.
— Мне очень жаль. — Я подошла и неловко дотронулась до руки женщины. У меня не было ни малейшего представления, как следует утешать незнакомца. Может быть, другой человек, не с такими безжизненными глазами, как у меня, смог бы обнять плачущую женщину, но я просто не могла сделать этого, как не могла расправить крылья и полететь.
Чармиан высморкалась и вытерла слезы.
— Ну, что же, мне пора идти. Герби ждет свой чай — и, кстати, дорогая, не хотите ли присоединиться к нам?
— Большое вам спасибо, но, пожалуй, нет. Здесь еще так много работы. — Я обвела рукой комнату, которая пребывала в том же состоянии, как и шесть часов назад, когда я вошла.
Чармиан пожала мне руку.
— Ну, тогда в следующий раз, хорошо? Вам потребуется не одна неделя, чтобы разобрать все это. Я бы предложила помощь, но мне невыносима сама мысль о том, что замечательные вещи Фло будут упакованы в коробки.
Я смотрела, как она взбирается по ступенькам снаружи. Я собиралась спросить, когда следует внести арендную плату, чтобы доплатить за несколько недель, если понадобится. Я даже не заметила, что наступил вечер и быстро стемнело. На улице зажглись фонари, и уже пора было задергивать занавески. И вот тогда я заметила, что снаружи кто-то стоит. Я прижалась лицом к стеклу и посмотрела вверх. Это была девушка лет шестнадцати, в облегающей алой мини-юбке, которая едва прикрывала ее ягодицы и подчеркивала изгибы стройной фигуры. Было что-то неприличное в ее позе, в том, как она облокотилась на перила, поставив одну ногу перед другой, в том, как она держала сигарету, поддерживая левой рукой локоть правой, и я мгновенно поняла, кто она и чем занимается. Снова прижавшись лицом к стеклу, я посмотрела в другую сторону и увидела еще двух девушек, которые стояли перед следующим домом.
— О Господи! — Мне стало страшно. Вероятно, мне все-таки следовало сказать кому-нибудь, где я нахожусь — Джеймсу или своей матери, — но я не помнила, чтобы видела в квартире телефон и, вопреки совету Джорджа, оставила свой мобильник в конторе. Пожалуй, нужно выпить еще кофе и ехать домой, а в воскресенье вернуться и начать упаковывать вещи.
В кухне стоял жуткий холод. Неудивительно, что у Фло не было холодильника — он был ей не нужен. Дрожа всем телом, я вернулась к дивану, обеими руками держа кружку с кофе. Странно, но комната показалась мне еще уютнее, теперь, когда я знала о девушках снаружи. Мне больше не было страшно, я чувствовала себя в безопасности, как будто само пребывание в четырех стенах квартиры тетушки Фло должно было уберечь меня от неприятностей.
Тут я почувствовала, что в мое бедро упирается что-то твердое, и вспомнила о конверте, который нашла в спальне. Пенсионной книжки в нем не было, зато лежало несколько газетных вырезок, пожелтевших и ломких от старости, соединенных скрепкой. Они были вырезаны преимущественно из «Ливерпул Дэйли Пост» и «Эхо». Я поискала наверху дату — это оказалась пятница, 2 июня 1939 года, — а затем пробежала глазами текст внизу.
«"Тетис" попал в подводную ловушку» — гласил самый верхний заголовок, набранный крупными буквами. Ниже более мелким шрифтом: «Подводная лодка не может всплыть в ливерпульской бухте — Адмиралтейство заверяет родственников, что все находящиеся на борту будут спасены».
Я взяла другую вырезку, датированную следующим днем. «Надежда спасти людей, запертых в «Тетисе», умирает. Убитые горем родные и близкие моряков собрались в ожидании возле Управления «Кэммел Лэйрд» в Биркенхеде». В тот же день после обеда вышла «Эхо»: «Надежды спасти 99 человек на «Тетисе» практически нет», а в воскресенье заголовки гласили: «Все надежды потеряны…».
Зачем Фло хранила их?
Лампа на телевизоре вращалась, и дети делали рождественские покупки. Я вдруг заметила, что жду появления девушки в красном пальто и меховом берете. Она махала кому-то рукой, но этот кто-то так и не появился.
Фло сидела на этом самом месте сотни, нет, тысячи раз, наблюдая за девушкой в красном и слушая свои пластинки. Охваченная внезапным любопытством, я подошла к панели управления и принялась рассматривать кнопки и рукоятки. Я нажала клавишу «воспроизведение», и под пластиковой крышкой приподнялся рычаг звукоснимателя и двинулся к пластинке.
Послышался скрип и треск, а потом по комнате, в которой до того царила тишина, если не считать шипения газовой горелки, поплыли звуки отдаленно знакомой мелодии. Спустя некоторое время мужской голос, тоже странно знакомый, запел песню. Недавно по телевидению показывали фильм с его участием — пел Бинг Кросби. «Танцующие в темноте», — выводил голос, сладкий, как тающий шоколад.
Что же такого сделала Фло Клэнси, чтобы стать изгоем в собственной семье? Почему бабушка никогда не произносила ее имени? Бел, старая подруга Фло, попросила Чармиан Смит позвонить бабушке после похорон, «потому что так хотела бы Фло». Что такого случилось между сестрами, что они возненавидели друг друга? И почему на своем ночном столике Фло хранила вырезки о гибели подводной лодки?
Почти наверняка мне никогда не узнать правды о тетушке Фло, но какое это теперь имеет значение? Лампа медленно вращалась, по потолку бежали темные тени, музыка, нарастая, достигла крещендо, и я глубоко вздохнула и позволила очарованию окружающей обстановки увлечь себя. Произошло нечто неожиданное, нечто чудесное. Я еще никогда не ощущала такого душевного спокойствия и умиротворения.
ФЛО
1
Фло Клэнси открыла глаза, увидела, что стрелки на латунном будильнике, стоящем на высоком комоде, показывают половину восьмого, и едва не вскрикнула от отчаяния. Она опоздает на работу! Она уже выпрыгнула было из кровати, как вдруг сообразила, что сегодня — Духов день и можно оставаться дома.
Фу-у! Она бросила настороженный взгляд на своих сестер, которые крепко спали на двуспальной кровати всего лишь в нескольких футах от нее. Марта закатит концерт, если разбудить ее ни свет ни заря. Фло вытянула губы и легонько дунула на Салли, спавшую с краю, но у Сал лишь дрогнули коричневые ресницы; она повернулась на другой бок, ничего не видя и не слыша.
Однако Фло проснулась окончательно, и грех было оставаться в постели в такое замечательное утро. Она осторожно села — пружины ее односпальной кровати скрипели, как несмазанная телега — и потянулась. Солнечные лучи пробивались сквозь тонкие занавески, отчего розы на линолеуме казались настоящими. Она высунула ноги из-под одеяла и пошевелила своими белыми пальчиками. Как обычно, постельное белье сбилось комом — ее сестры отказывались спать с ней в одной кровати, утверждая, что она беспокойно вертится всю ночь напролет.
