Екатерина Владимирова - Возмездие, или Подери мне жизнь!
Возмездие свершилось. Я обрела новую жизнь…
Пять лет спустяНесмотря на то, что утром было тепло и солнечно, к обеду пошел дождь. Не холодный — теплый, и не настоящий ливень, который сопровождает май и начало июня, а легкий, моросящий дождь. Словно бы он грустил по той, которой не стало целых пять лет назад, но в то же время говорил о том, что пора перестать грустить и оплакивать прошлую жизнь. Особенно когда в мире есть место настоящему.
Мы приехали на кладбище после двух, вышли из машины и молча стояли под зонтами, слушая, как капли дождя в бесполезной попытке захватить нас в свой плен, ударяются о ткань зонтов и равнодушно стекают вниз, осыпаясь хрусталиками под нашими ногами.
Алька не изменилась за эти годы. Люди на фотографиях не стареют. Все такая же красивая, светящаяся, улыбается, глядя на меня. А я, глядя на нее, не могу сдержать слез.
Некоторые раны даже по прошествии многих лет не затягиваются, не заживают, не превращаются в рубцы и шрамы. Оставаясь все теми же кровоточащими ранами, что и годы назад.
Некоторая боль не уходит бесследно, не исчезает, не смывается со временем. Некоторая боль просто притупляется, становится не такой острой и ощутимой. Но все равно… стоит лишь памяти напрячься и вспомнить, как сердце болит вновь.
Моя боль притупилась. Она не ушла, не исчезла, она просто затихла. И я почти не чувствовала ее.
Потому что рядом со мной были люди, которые помогали пережить. И я пережила.
Глядя на Алькину фотографию, я понимала, что не все еще прошло. И не пройдет никогда, наверное.
Потому что дорогих людей не бывает много, и когда они уходят, что-то внутри тебя перестает жить вместе с их уходом. Словно ломается. Словно душа выворачивается наизнанку. Словно сердце стучит уже медленнее и глуше. И словно боль, такая нестерпимая и острая разрезает тебя напополам.
И пережить эту боль, заставить ее притупиться, отойти на время помогают близкие и родные люди, которые остались с тобой. Которые не бросили, не ушли, не оставили одну.
Те люди, ради которых теперь живешь ты. И те, которые живут ради тебя.
— Дождь закончился, — проговорил Миша, закрывая зонт и отпуская руку дочери из своей широкой ладони.
Я кивнула, не отводя глаз от фотографии.
— Она все такая же, правда, Миш? — прошептала я — Совсем не изменилась.
Какую глупость говорит эта безумная женщина, сказал бы посторонний человек, но Миша просто кивнул, сжал мои плечи, обняв сзади, и прошептал на ухо:
— Хочешь, мы оставим тебя одну?
Я посмотрела на него, потом перевела взгляд на дочку, улыбнулась.
— Да, пожалуйста, — проговорила я шепотом, словно боясь нарушить тишину.
— Как скажешь, — Миша наклонился ко мне и поцеловал в губы — Мы будем ждать тебя в машине.
Я кивнула ему и улыбнулась.
Миша подхватил дочь на руки и вместе со своей драгоценной ношей направился к машине, а я провожала их глазами, чувствуя, что боль опять отступает.
— Папа, а почему мама осталась? — услышала я вопрос дочери.
— Маме нужно побыть одной, — ответил Миша — С сестрой.
— С той, в честь которой меня назвали?
— Да, зайка, с твоей тетей Алей.
Тетя Аля…
В моих глазах блеснули слезы. Я обернулась к памятнику и посмотрела на Алькину фотографию.
— Ты не можешь услышать этого, Алька, — прошептала я — Как она называет тебя тетей. И как наш маленький, — я дотронулась до своего еще плоского живота и погладила его, — как он назовет тебя тетей, ты тоже не услышишь, — я поджала губы и опустила голову вниз — Миша еще не знает, я ему не сказала. Он будет счастлив. Он так хотел еще одного малыша!! — я коснулась ее улыбающегося личика — Прости меня, что я плачу. Я просто очень скучаю по тебе, — я покачала головой и сделала шаг назад — А твой убийца… он получил по заслугам. Как он не старался скрыть, все факты стали известны прессе. Да, он заболел… СПИД, чума двадцать первого века… Заразился. Что уж тут поделаешь? Судьба, наверное, — я втянула в себя воздух и зажмурилась — Лечиться, говорят, пытался. А толку-то? — я грустно хохотнула — Не вышло у него. В Америке живет сейчас, точнее, доживает. Недолго ему осталось, — улыбнулась, приоткрыла глаза — Он получил то, что заслужил.
Я протянула руку и коснулась холодного гранита пальцами.
— Ты не беспокойся, моя хорошая, — проговорила я тихо и, наклонившись, поцеловала Алькину фотографию. — Все теперь у нас будет хорошо. Я верю в это, и ты тоже верь.
— Мамочка, дождь опять начинается! — услышала я звонкий голосок дочери, мчавшейся ко мне.
Я вздрогнула и обернулась.
— Да, солнышко, я уже иду.
Последний взгляд на Альку.
Ее улыбка навсегда останется у меня в памяти. Искренняя, счастливая, живая…
И вдруг моей руки касается маленькая ладошка дочери, привлекая внимание вновь.
— Мамочка, пойдем? — спрашивает девочка, глядя на меня внимательными глазками.
— Да, Алина, — улыбнулась я, — пойдем к папе.
И мы, держась за руки, вышли за ограду и двинулись к машине.
Уже садясь в автомобиль, я бросила в сторону ограды еще один быстрый взгляд.
Алька… Я люблю тебя. И всегда буду любить.
А боль притупляется, становится меньше и незаметнее…
Потому что время, оно лечит. Но лечит лишь тогда, когда рядом есть те, кто помогает ему в этом.
Я улыбнулась, послала сестренке еще один поцелуй и села в машину.
Все будет хорошо. Все у нас теперь будет хорошо.
Как я ей и обещала…
